даже для демонстрации. Когда же союзники, сразу после заключения первого перемирия, вновь заикнулись об этом, Николай довольно резко ответил господам Асквиту и Пуанкаре, заявив, что, пока не будет заключен полноценный мирный договор с Османской империей, ни один русский солдат с этого фронта не уйдет. Не мальчики, чтобы бегать туда-обратно. Поэтому нам удалось настоять на всех своих требованиях, и давние благодетели турок – британцы и французы, не посмели возразить ни единого слова. Наоборот, «освятили», так сказать, присутствием своих представителей заключенный между нами и турками мирный договор. Покладистость же турок объяснялась тем, что их очень уж припекло. Недаром они еще до окончательного заключения договора начали поспешную переброску войск к Смирне – греки к тому времени успели нарастить свою группировку на этом плацдарме до сорока тысяч человек. Так что выход Турции из мировой войны вовсе не означал для них мира…
После того как мирный договор был заключен и Турцию вывели из войны с Антантой в целом и с нами в частности, предлогов для отказа в помощи союзникам у нас не осталось. И одной из первоочередных мер этой самой помощи стала отправка прямо из Стамбула во Францию на пароходах через проливы, уже ставшие нашими, и по взятому англо-французским флотом под полный контроль Средиземному морю дивизий XXVIII и XXXI пехотных корпусов, весьма отличившихся в Босфорской операции. Один из них предполагалось задействовать на Итальянском фронте, куда из Батуми перебрасывались еще и горнострелковые бригады со всем штатным вооружением, а второй отправлялся под Верден. Туда же, ему в усиление, но уже через Романов-на-Мурмане перебрасывались и три полка артиллерии резерва Главного командования. Оставлять пехоту без средств усиления против немцев мы не собирались. Нам люди дороги… Но союзникам этого было мало – им требовалось наше наступление на Германском фронте.
Впрочем, кое-какая помощь союзникам была оказана и помимо нас. Двенадцатого июня войну Австро- Венгрии объявило королевство Румыния. Румыны два года отчаянно торговались с обеими сторонами конфликта и к концу 1915-го склонялись к союзу с центральными державами. Они облизывались и на австро-венгерские и наши территории, но свои мы отдавать и не думали, а по поводу значительной части тех австро-венгерских, на которые претендовали румыны, у нас уже была негласная договоренность с венграми. Так что румыны, оценивавшие себя весьма высоко, совсем уж было решили плюнуть на несговорчивых русских и взять свое самостоятельно, поддержав вроде как казавшихся на тот момент более сильными немцев с австрийцами. Но стремительное поражение Турции, разом высвободившее у нас более миллиона солдат, резко поменяло настроение румын, заставив их сделать, как они полагали, ход конем и сменить сторону. Однако ситуация довольно быстро показала им, что, если уж на что разеваешь роток – стоит иметь для подкрепления своих требований достаточно веские аргументы, а иначе ситуация быстро развернется к тебе задницей.
В течение июля и в начале августа румынская армия пыталась наступать, неся серьезные потери не столько от противодействия противника, сколько из-за собственной безалаберности, отсутствия внятно организованного снабжения и крайне низкого медицинского обеспечения, но все же продвинулась почти на двести верст в глубь территории Австро-Венгрии. А 15 августа немецко-австрийские войска нанесли встречный удар, и румынская армия покатилась назад. К началу сентября австрийцы взяли Плоешти, а их передовые разъезды уже шныряли по окраинам Бухареста.
Мы же все это время активно готовились, отбиваясь от вопящих союзников обещаниями, что наши действия непременно заставят центральные державы, в первую очередь Германию, отреагировать со всей серьезностью – снять с Западного фронта изрядное количество сил. И это было правдой. Мы действительно готовились к коренному перелому в войне. Вернее, мы его уже начали, выбив из войны Турцию, но отнюдь не собирались на этом останавливаться…
Начало июля застало меня на учебном полигоне, располагавшемся в сорока верстах восточнее небольшого городка Бузулука. В покинутом мною времени здесь находился знаменитый Тоцкий полигон[34]. И прибыл я сюда по очень важному поводу…
Утро 3 июля выдалось солнечным и слегка ветреным. Полковник в невиданной ранее форме, очень похожей на рабочий комбинезон, четким шагом подошел ко мне и, вскинув руку к виску, доложил:
– Господин генерал-адмирал, личный состав Первой бронеходной бригады построен для вручения боевого знамени. Командир бригады полковник фон Корф.
Вот так – не «господин военный министр», не «господин председатель Совета министров», а «генерал-адмирал». По званию – и точка!
– Вольно! – Я двинулся к экипажам, выстроившимся напротив своих бронеходов.
Грозно замершие за их спинами машины сильно напоминали довоенные советские Т-28. Но у наших первенцев танкостроения, как говорится, и труба была пониже, и дым пожиже. Ничего не попишешь – уровень технического развития. По размерам они Т-28 немного превышали, особенно в высоту. А куда деваться – такие у нас нынче двигатели. Дизельный впихнуть не удалось, в качестве двигательной установки использовался двигатель внутреннего сгорания мощностью сто пять лошадиных сил. Он обеспечивал двадцатитонному бронеходу максимальную скорость движения в шестнадцать километров в час. По ровной дороге. Небольшой подъем – и скорость заметно падала. Максимальная толщина брони составляла пятнадцать миллиметров, а минимальная – всего семь. Только против винтовочной пули. Вооружен был этот «Змей Горыныч», как официально именовался данный тип бронеходов, короткоствольной восьмидесятисемимиллиметровой горной пушкой, установленной в главной башне, и двумя пулеметами в башнях поменьше, вроде тех, которые обычно ставили на броневики. Причем на первых танках серии в обеих башнях стояли пулеметы Максима, а на последних «максим» был только в левой, а в правой уже новый крупнокалиберный пулемет. Стандартная восьмидесятимиллиметровая полевая пушка сюда не подошла – ее импульс отдачи оказался слишком велик, при выстрелах перекашивало башню.
– Ну как, полковник, технику освоили, готовы на фронт?
– Давно уже, ваше высочество, – отозвался фон Корф. – Каждый экипаж с весны по два раза свою машину перебрал, до последнего винтика знают. А пулеметчики на мишенях императорские вензеля очередями рисуют.
– Ну вот и славно, – удовлетворенно кивнул я. Несмотря на все свое несовершенство, эти машины – грозное оружие по сравнению с английским Мk I, которые они старательно скрывали от нас. Ну, тогда пусть и не обижаются после того, как увидят эти…
Двадцать восьмого августа началось наше наступление на Германском фронте – союзники дождались. На четвертый день наступления немецкие войска, после начала мощной артподготовки привычно отошедшие на заранее подготовленные тыловые позиции, что позволило нам захватить плацдармы на правом берегу Вислы, были приведены в смятение послышавшимся со стороны русских ревом моторов. А спустя пятнадцать минут перед испуганными немецкими солдатами возникли железные монстры, довольно споро двигавшиеся вперед, не обращая внимания на вбитые в землю колья, проволочные заграждения, траншеи и воронки от снарядов. Приблизившись к немецким позициям, они открыли огонь из пушек и пулеметов, заставляя солдат укрываться на дне окопов до того момента, пока подошедшая под прикрытием этих монстров русская пехота не закидала обороняющихся ручными гранатами и не ударила в штыки. Впрочем, это было уже лишнее. Полностью деморализованные неуязвимыми и мощно вооруженными «змеями горынычами» немцы начали поднимать руки вверх. Ну да наиболее боеспособные немецкие части были еще зимой отправлены на запад и брошены в горнило Верденского сражения… Предпринятые кое-где попытки выкатить пушки на прямую наводку ни к чему не привели. Остановить монстров могли только прямые попадания, но с теми прицелами, которые имелись на немецких орудиях, вероятность этого была весьма мала. К тому же у монстров были и свои пушки, начинавшие обстреливать храбрых немецких артиллеристов, едва те появлялись в поле зрения наводчиков. Впрочем, как позже выяснилось, наиболее действенным оружием против артиллерии у бронеходов оказались даже не пушки и не пулеметы Максима, а крупнокалиберные пулеметы, установленные на последней серии, – их пули пятилинейного калибра насквозь прошивали щиты артиллерийских орудий, да и точность стрельбы у них была самой высокой.
За четыре часа наступления Первая бронеходная бригада, наносившая удар с плацдарма в районе Гура-Кальварии, продвинулась на двадцать два километра, прорвав полосу обороны немцев и потеряв сорок два бронехода из ста пятнадцати – почти исключительно по техническим причинам. Ну вот такая у нас была пока техника. И это несмотря на то что первые образцы мы начали разрабатывать еще осенью 1914- го.
