держался на руках плохо и постоянно спадал. А затягивать узлы на запястьях никому не хотелось.
Проблему решил Денис, попросту примотав друзьям мизинцы и большие пальцы соответственно широким медицинским пластырем.
Затем трое друзей выпили сонное снадобье, погасили свет и, хихикая, пожелали другу спокойной ночи и приятных снов. Все закрыли глаза и приготовились спать и видеть таинственные сны.
Последнее, что слышал Денис – это как скептик-Макс язвительно похохатывал насчет того, что их флигель сегодня превратился в кинозал. И вопрошал товарищей, все ли успели сходить в уборную, поскольку предстоит смотреть трехсерийный блокбастер.
Денис, который и впрямь уже захотел спать, собирался ответить ему в том же язвительном духе. Но не успел он вымолвить ни слова, как тут же провалился в темную и мягкую пустоту. Она обволокла его точно ватное одеяло, и Денис отчетливо услышал, как кто-то тихо шепчет, будто со дна глубокого колодца:
– Риффеншта-а-аль...
И наступила тьма.
Утро нудно и совершенно не в тему аккомпанировало пробуждению троих друзей унылым перестуком дождевых капель по жестяным карнизам. Денис, Максим и Антон проснулись почти одновременно. Некоторое время они сидели и ошалело взирали друг на друга под нудный дребезг жести. После чего Антон первым попытался встать.
Но у него не вышло: что-то Антона не пускало. Еще не разобравшись со сна, совершенно не помня, что было вчера, и не понимая, почему он сидит в кресле, накрытый пледом, а не спит в теплой и уютной кровати, Антон раздраженно дернул рукой. А потом резко вскочил.
В тот же миг в комнате раздался двойной грохот и возмущенные вопли, переходящие в яростный рев. Словно двух медведей кто-то выдернул из берлоги в самый разгар сладкой зимней спячки.
Поскольку Антон сидел с краю, а силы у него хватало, он сдернул с кресла Макса, склеенного с ним за палец пластырем. А тот в свою очередь по цепной реакции – и смирно сидящего Дениса.
В результате оба повалились на пол, а сам Антон каким-то чудом удержался на ногах. И теперь в недоумении взирал сверху на своих поверженных друзей, как Илья-Муромец – на невесть откуда взявшихся и путающихся под ногами Добрыню Никитича и Алешку Поповича.
– Вы чего? – наконец, обретя дар речи, произнес он ошеломленно.
– А ты чего? – сердито откликнулись друзья, у которых, видимо, с памятью дела обстояли получше.
– Где это мы? – обалдело произнес Антон.
Денис с Максимом переглянулись и понимающе покрутили пальцами у висков.
– Слушайте... – пробормотал потрясенный Антон. – А где все эти – римляне, пленники, цифры, невидимый убийца?
– Додумался – поздравляем! – язвительно заметил Максим, тяжело кряхтя, встал и помог подняться Денису.
Неожиданное и стремительное пробуждение на полу отнюдь не лишило Макса некоторых его привычек. В особенности – подтрунивать над неудачами других и комментировать их неудачные поступки. Разумеется, делал он это не со зла, просто такой уж у него был характер.
При этом подразумевалось, что у самого Макса, разумеется, никогда не было и в помине ни промахов, ни срывов.
– Добавь сюда еще из Денькиного сна, – предложил Макс. – Диктую: сломанный меч, свечу в окне, вьюгу в небе и прочие мелодраматичные штучки. Прямо-таки – баллада о доблестном рыцаре Айвенго.
Максим сделал вид, что бренчит по струнам лютни, и гнусаво затянул:
– Я ра-а-а-збил свой ме-е-еч, па-ти-рял ка-а-ня... и ми-и-те-иль на душе...
Где-то за окном ему столь же гнусаво ответил какой-то кот, возвращавшийся по крышам домой после ночных приключений. Денис с Антоном переглянулись и дружно прыснули.
– М-да, менестрель из тебя вряд ли бы получился! – отсмеявшись, пробормотал Денис, сладко потягиваясь при этом.
– Слушайте – так я же знаю эту песню! – озадаченно протянул Антон.
– Тоже мне – удивил, – хмыкнул Макс и обернулся к Денису.
– Если хочешь знать, Денька, я бы и в самом мрачном Средневековье не пропал. Стал бы там Великим Меканикусом. Наизобретал бы им всего, вплоть до цветного телевизора и кока-колы! И началось бы форменное Возрождение!
– Ага, – кивнул Денис. – Ты мне напоминаешь этого самого муравья, который сильнее всех – но только относительно собственного веса. А хочешь тягаться с голиафами!
– Эй, так ведь и это я знаю! – вновь встревожился Антон. – Это что же такое получается?
– Только то, что все мы видели одни и те же сны, – пожал плечами Денис.
– И, значит, магия Риффеншталь сработала, – кивнул Макс.
Антон медленно переводил взгляд с одного на другого. А потом с размаху сел обратно в кресло.
– Ну, что, с какого сна начнем? – деловито произнес Максим.
Друзья только что позавтракали – после пребывания в пещере у всех проснулся зверский аппетит – и теперь буквально рвались в бой. Каждому хотелось поскорее приступить к обсуждению самой удивительной ночи в их жизни.
– Предлагаю вспомнить каждый по очереди, – заявил Максим. – А потом все спокойно обсудить и найти ответ. Раз Риффеншталь навеяла нам эти странные сны, значит, в них обязательно есть ответ: что происходит в Магисториуме? Вернее, что может произойти. Или – у нас в Лицее. Смотря, где разорвется бомба.
– Не ответ, а вопрос, – сдержанно подсказал Антон.
– Не цепляйся к словам, – огрызнулся Макс. Ему очень нравилась роль председательствующего, и он не собирался уступать ее ни толики, и ни за какие коврижки.
– По-моему, самый простой – сон Дениса, – сказал Антон.
– Ага, – недоверчиво откликнулся Деня. – Самый короткий – еще не означает 'самый простой'.
– Принимается, – подтвердил Максим. – Но мы все равно начнем с самого маленького. Если разберемся с ним, двинемся дальше.
– А если они связаны между собой? – прищурился Денис.
– Сомневаюсь, – покачал головой Макс. – Уж слишком разные у нас сны! У меня космическое путешествие и насекомые, древний Рим у Антошки, у тебя – сломанные мечи да свечи. Во всяком случае, потом попробуем сопоставить. Согласен?
– Ладно, посмотрим, – кивнул Денис. – Ну, что, начали?
И лицеисты откинулись в креслах, как пилоты космического корабля. Три сна, увиденные ими минувшей ночью, были еще столь свежи в памяти, что им казалось – в голове неторопливо прокручивается пленка с видеозаписью.
И еще была музыка. В заснеженных полях, под вой небесной вьюги кто-то невидимый перебирал струны и негромко пел. А пламя свечи в окне маленькой избушки колебалось в такт балладе и извивалось, точно танцовщица в желто-оранжевом платье.
Потерявши все
– Я разбил свой меч, потерял коня, и метель на душе – как плеть.
Добрый старый друг, приюти меня; я не в силах ни жить, ни петь.
– Скуден мой приют, но я знаю страну, где средь быстрых рек ты любим.
– Как же мне туда – без коня-огня?
– Будешь ветром, мой друг, храним.
