Бажанова, который доказывал, что она была полностью инспирирована советской военной разведкой под руководством Уншлихта. Он был послан в Германию и там на месте организовывал механизмы захвата власти. По всему выходило, что участники всей этой лабуды с кредитом хотели под маркой революции украсть немного денег. А потом, к примеру, разъярённая толпа, погромит банк и все бумаги исчезнут. Да и забот после революции будет у новой власти немерено. Так что расчёт и рыбку съесть и на велосипеде прокатиться мог вполне оправдаться. Он даже некоторое время обдумывал не операция ли это фонда, но потом пришёл к мысли, что вряд ли. Там-то знают, что революция не удалась и советско-германское сближение продолжалось до 1933 года.
— Как вы думаете, — снова спросил Ксенофонтов, — это операция одиночек, или целенаправленное противодействие из-за рубежа?
— Для полного ответа на этот вопрос мы должны изучить связи Эйсмонта. Пока лишь у нас есть показания Френкеля, что тот имел контакты с английской разведкой, — ответил Аршинов.
— Эйсмонт до революции работал с Уркартом, — неожиданно вмешался Сушин. — Надо брать санкцию на его разработку.
Ксенофонтов кивнул и сделал пометочку в своих бумагах. Потом веско сказал, хлопнув рукой по аршиновским папкам.
— Для того, чтобы взять в разработку работника ранга Эйсмонта мы должны получить санкцию Политбюро или Секретариата ЦК. К сожалению, у нас пока что только показания Френкеля. Для принятия политического решения этого явно недостаточно. Я считаю, что проверка нашей версии будет обеспечена запросом немецкой стороны о составе фирм, куда будут перекинуты деньги. Если мы найдём расхождения, то я буду ставить вопрос на Политбюро. Алексей, формируй список на поездку в Берлин.
Когда все выходили, Николай подошёл к Ивану Ксенофонтовичу.
— Я нашел своего археолога. Он находится у Бокия, в Спецотделе.
— Это плохо, — помрачнел он. — Я даже не знаю, чем смогу помочь.
— Почему?
— Глеб Иванович пользуется особым доверием руководства. Он выходит непосредственно к Самому. И если он не захочет отдать человека, он не отдаст.
— Понятно. А что можно сделать?
— Попробуем обратиться к Менжинскому, может быть к Феликсу.
Такой оборот событий Николая не устраивал. Привлечь ненужное внимание к этому делу – это значило серьёзно подставить себя под угрозу. Неизвестно, конечно, что говорит в ЧК Васька, но если кому- то в голову придёт мысль поверить в его бредни, то копать будут самым серьёзным образом. И начнут с него, с Николая. Поэтому, чем меньше народа об этом знает, тем лучше.
— Давайте так. Подождём денек. Если я ничего не придумаю, надо будет идти к руководству. И вот что я думаю. Я сегодня переговорю с серьёзным человеком из Германии. Фирма Юнкерс имеет тут аэродром и регулярное сообщение с Берлином. Я думаю мы можем за пару дней обернуться. Он мне даст записочку и мы всё быстро узнаем. Для поездки мне нужен загранпаспорт на себя и двух женщин 23 и 15 лет.
— Фамилии?
— Синицыны Надежда и Елена Михайловны.
— Хорошо. К вечеру будут. Договаривайтесь со своим немцем. Возьмёте Сушина. Правда он по- немецки не говорит.
— Я тоже не говорю. Синицына-старшая нам и переведёт. Я так понимаю, нам не нужно будет отмечаться у Крестинского?
Он позвонил Горностаеву прямо из ЦК и предложил тому подойти к центральному входу в Политехнический музей. Там было спокойно, только редкие энтузиасты заходили внутрь. В соседних подъездах жизнь так и кипела, а музейный был тих. Горностаев пришёл через пятнадцать минут. Николай передал ему записку Красина и спросил, что нового известно про Василия. Яков сказал, что информацию сможет получить не раньше четверга, когда у него будет повод поехать на Спецотдельские объекты.
— Понятно. Но тогда хоть адрес этих объектов подготовьте.
— Хорошо. Это я сделаю. Могу к вечеру передать.
— Лады. Давайте в девять там, на Сретенке. Кстати, что вы знаете про переговоры с немцами о кредите?
— Только то, что проходит в информашках. Это ведь не моя сфера.
— Ясно. А кто должен курировать эту работу?
— ИНО и Экономическое управление.
— Есть концы? Нужна информация.
— Какая?
— Вся. И особенно – есть ли в ЧК ощущение противодействия работе по кредиту со стороны Антанты.
Горностаев внимательно посмотрел на Николая.
— А что, у вас есть такое ощущение? Может быть мне стоит поставить этот вопрос. Оформлю как донесение агентуры, попрошусь в разработку.
— Попробуйте. Но в разработку не лезьте. Ваше дело снабжение, им и занимайтесь. Это более надёжно. Но о полученном сигнале доложите. Сошлитесь на нэпманов, имеющих связи со сменовеховцами.
Аршинов уже был на Петроверигском и, находясь в подвале, снова мучил Френкеля. Чего уж он там из него качал, Николай не стал выяснять. Дело о кредите его интересовало уже постольку поскольку. Было ясно, что в поисках Василия это не поможет. Поэтому он извлёк Степана из узилища, и посадив на подоконник, проникновенно взглянул в глаза.
— Вы прекрасно справились с Френкелем. Я думаю, его надо будет отдать Сушину, и пусть тот делает с ним, что хочет. У нас стоит дело с Василием. Вы же профессионал. Если он лежал ночью в Замоскворечье, то его обязательно кто-то видел. Бросьте сейчас все силы на то, чтобы понять, как он оказался в Спецотделе ОГПУ.
— А он в ЧК?
— Да, в Специальном отделе у Глеба Ивановича Бокия. И совершенно непонятно, как его оттуда вытаскивать. Я говорил с Ксенофонтовым, он поднимает руки и говорит, что надо идти к Дзержинскому. А мне такая яркая картина не нужна.
— Понимаю. Я думаю, что концы мы найдём. Вряд ли его целенаправленно брали люди из Спецотдела. Наверное попал к ним по цепочке. А чем занимается этот самый Спецотдел?
— В том-то и дело, что никто не знает. Теоретически обеспечивает секретность, но практически это тайна.
— Понятно. Тайная полиция внутри Тайной полиции. Для России это характерно. Ладно, я сейчас займусь тогда Замоскворечьем. А что с Френкелем?
— Пусть пишет всё подробно. Особенно интересны англичане. И наверное, вам будут интересны его связи в уголовной среде. Всё. Я буду прощаться – пойду готовить отъезд в Берлин. Надо договариваться с немцами – у них летает самолёт до Кенигсберга.
— Вы полетите аэропланом?
— Почему нет. Сейчас есть модели на пять-десять пассажиров. Садишься, и к часов через пятнадцать уже в Берлине.
— Вы смелый человек. А я никогда на аэроплане не летал.
— Ну, это можно будет легко исправить. Найдём Василия – отправлю вас в Париж. Посмотрите на Эйфелеву башню, сходите на Пляс Пигаль – в общем, окунётесь в атмосферу «Столицы мира».
— Нет уж, я лучше поездом. Не так быстро, зато куда как комфортней. Ладно, если не увидимся – удачной поездки.
Солнце уже грело вовсю, поэтому Саша закатал рукава рубашки и расстегнул воротник. Куртку, правда не снял, так всё время в ней и ездил. На Трехпрудный доехали быстро – никто ни с кем не сцеплялся и всё было как надо. Ленки опять не было, а Надежда, судя по иголкам и ниткам, что-то шила.
— Одевайся, — сказал Николай, — сейчас поедем.
— Куда?
