Хорошо - кончаю. И. О. напишет отдельно. Целую ручки и благодарю Ольгу Андреевну. Буду ждать корректуру и немедленно верну. Духи, кажется, называются Roy-Italy. Но м. б. путаю. Можем прислать другие покрепче, послабее, какие нравятся. Это И. О. объяснит сама. Кланяйтесь Лили и графу. [525] Он, кстати, человек преодаренный.
Ваш всегда
Г. И.
* Кто как - «Оставь надежду навсегда» писано начисто, вперемежку с продажей нашей обстановки по частям в Биарицце <Приписка на полях - Публ.>
76. Георгий Иванов - Роману Гулю. <После 8 августа 1955>. Йер.
<После 8 августа 1955>
Дорогой Роман Борисович,
Благодарно-нежно<е> письмо послано в деревню 8 августа. Корректуру отправляю, как видите, без задержки. Прибавка (1) стихотворения и замена тоже одна.[526] Плюс строфа вместо трясогузки [527] - как видите, музыкально- лирические. Стараемся потрафить начальству.
Но очень прошу, т. к. на корректуру не надеюсь, просмотреть лично, чтобы не получилось ерунды. Ежели что - не разберете, черкните два слова, повторю аршинными буквами.
У нас два дня льет дождь. Прохлада и блаженство!
Ваш всегда
77. Ирина Одоевцева - Роману Гулю. 19 августа 1955. Йер.
19-го августа 1955
Здравствуйте, здравствуйте, много-дорогой Роман Борисович и простите, простите! Во всем виновата жара. Очень мне обидно-досадно, а стыдно до чего, что я до сих пор не поблагодарила за
* Перо и вдохновение занеслись в сторону — переписывать же еще раз нет сил. О<льге> А<ндреевне> напишу отдельно и потолковей, как только смогу. Огромное ей спасибо. Бусы и сейчас на мне. А если бы Вы видели Жоржу в голубой кофте. Красота! И как Вам не жаль ее?
* Ерик прибавлен для усугубления почтения и благодарности, как и лишняя стопа пос<тс>криптного катрена. Одиночно-парная, т. е. общая.
Кстати, ничего не слышала — ни одного отзыва о цветке-Наташе. Напишите, что говорили и ругали ли. Люблю похвали, но люблю и ругань — за стихи, не за прозу. Страстно интересуюсь В<ашей> статьей о Жорже. Нельзя ли корректуру, т. е. оттиск? Вот бы хороша А то в нетерпелива.
Стихотворная форма благодарности избрана как более ценная —- в уважаемом Новом Журнале строчка стихов оплачивается, как мне хорошо известно, 35 центов, тогда как за страницу художественной прозы платят 2 доллара, а за страницу статьи (петитом) кажется, только полтора. Вот я и решилась высказать свою безграничную благодарность по высшему тарифу. 18 строк этой самой благодарности по 35 центов составляют 6 дол. 30 ц. Прозой пришлось бы исписать 6 печатных страниц, да еще с хвостиком. И еще неизвестно, считалась бы моя благодарность художественной прозой или была бы приравнена к Аронсону. Подумайте, сколько бы страниц Вам пришлось бы прочесть, чтобы узнать то, что Вы уже и без того знаете.
Впрочем, это относится не только к моей неисчерпаемой благодарности, но и к многим произведениям, которые Вам приходится читать и забраковывать. И зачем столько пишут люди? Брали бы пример с Жоржи — в чем, в чем, а в этом его обвинить нельзя.
Послали сегодня по стихотворению в «Опыты»,[528] и я с некоторым огорчением (между нами, чтобы Иваск не знал). Мне бы гораздо больше хотелось напечатать это стихотворение (очень любимое и новое)[529] у Вас. Но для моих стихов в Нов. Журнале места не так уже много — за множеством других талантов, т<ак> ч<то> пришлось бы его не скоро увидеть в печати. К тому же, несмотря на жару, у меня появилось еще немало стихов, которые я Вам пришлю, как только перепишу. Это относится и к отрывку романа. Если бы на цветы, да не морозы. [530] А если бы эти самые морозы — можно было бы и подышать и подумать — и не писать так бессвязно. С самым благодарным приветом.
И.
78. Роман Гуль - Георгию Иванову и Ирине Одоевцевой. 1 сентября 1955. <Питерсхэм>.
