Георгий Иванов - Ирина Одоевцева - Роман Гуль: Тройственный союз. Переписка 1953-1958 годов

Веселитесь ли Вы на праздники? И любите ли их? Завидую Вам, что Вы «индюшек щелкаете, как семячки», а мы к этой священной птице относимся с сердечным трепетом и таковым же уважением.

Еще и еще спасибо.

Целую нежно и благодарно Ольгу Андреевну и желаю Вам обоим счастья в Новом Году.

С самым праздничным приветом

Ирина Одоевцева

От фр. chatelaine — владелица замка.

151. Роман Гуль - Ирине Одоевцевой и Георгию Иванову. 15 декабря 1957. Нью- Йорк.

15 декабря 1957

Дорогие Ирина Владимировна и Георгий Владимирович!

Получил Ваши письма, большое спасибо за то удовольствие, которое Вам доставили четыре платья, долженствующие спасти мир. Я люблю удовольствия от удовольствия ближних моих. И жена тоже. Очень рады, что платья подошли, что шатленша-собака будет наконец повержена, также как дамы-собаки тоже будут повержены и повергнуты в прах. Очень все это вышло хорошо и кстати. К тому же по Вашим письмам чувствуем, что пошлины Вы не заплатили. Олечка писала всякие эти сакраментальные надписи — «кристмас гифт» — «кадо дэ ноэль»* и пр. Ваши письма пришли ко мне как раз в день, когда у нас завтракали некоторые друзья (все почитатели Ваших талантов) и за завтраком (Вы угадали) — мы щелкали индюшку, как семячки. Вы правы, тут это ни за что считается, как французская булка — и индюшка и курица (курица — это еда безработных, по-моему) и всякая другая снедь — пустяк да и только. И несмотря на то, что, конечно, пища духовная куда важнее для нас, но все-таки приятно, что и корм дешевый. К тому же этот корм мы запивали Вашим вином (красным бордо), правда, я-то больше так — лизну немного иль понюхаю, а не то, чтобы выпить так, как бывало, как нашему брату по чину надлежит. Но — окружающие — выпивали. И кофе бенедиктином обмочили. И за кофе Ваши новые стихи из посл<едней> книги Н. Ж.[1035] были прочитаны, вызвав бурные одобрения и возгласы по Вашему (общему) адресу (не буду уж приводить, а то скажете, что вру, льщу, и вообще комплиментую). Нет, нет, все это верно. Один из завтракавших был о. Александр Шмеман (с своей очаровательной матушкой[1036]), он человек первоклассный, умница, искусство понимает как надо — и большущий поклонник Ваших талантов. Брал как-то у меня (давно уж) книги Г. В., когда Вы мне их присылали для статьи. Ну, вот о семячках, о платьях, об индюшках кончено. И переходим к очередным делам. Вы меня браните, Георгий Игоревич <так! — Пу6л >, а я Вас на чем свет ругаю, что Вы мне не пишете — это у меня, вероятно, гагизм что ли в полную ширь и даль разливается, я все считал что от Вас должен получить указания, а еще больше — что Вы должны написать М-у Михайловичу о Вашей книге. Вот тут-то я Вас и ругал ...и простите, признаюсь, опустив очи долу, ругал Вас матерно, ради Бога, не показывайте эту строчку Ир. Вл. — т. е. политическому автору, знаю, что она, так же как Вишняк, ненавидит всякую такую грубоватую и просто грубую отечественную словесность. За что ругал? А вот за что. Ваш макет я давным-давно получил, и в тот же день (Вы, наверное, не поверите, но это так и тут врать не к чему) я дал его типографщику нашему Раузену,[1037] на предмет сметы. Он таковую сделал дня через три. Если, говорит, набирать подряд, то будет в книге 80 стр. (примерно) и будет это стоить дол. 500 примерно. Если ж давать не подряд — то будет стоить несколько дороже. Но тут при большом разгоне он насчитал что-то дол. около 800. Это. конечно, дорого. И трудно достать такую сумму. Надо делать не­что среднее — там, где можно не разгонять стихи, напр<имер> так, как даются «дневники», — там надо и пускать так. А кое-где надо давать, м. б., одно стихотворение на странице и т. д. Но сейчас дело не в этом. Все дело не может сдвинуться с места до тех пор, пока Вы не напишете любезную и милую просьбу Михаилу Михайловичу, не может ли он помочь изданию Вашего сборника. Ведь эта идея возникла у него как-то в разговоре со мной, он сказал — мне думается, что это можно сделать[1038]

*Christmas gift (англ.), Cadeau de Noel (фр.) — рождественский подарок.

1958

152. Роман Гуль - Георгию Иванову. 18 января 1958. Нью-Йорк.

18 января 1958

Мой драгоценный коллега,

Получил Ваше письмо. Устыдился. Более или менее. Но не на 100%. Ибо дело наше с Вами нескорое. Скоро только кошки... (любят друг друга, не показывайте это политическому автору). Умоляю Вас об этом. Типография дала смету — глупую, дорогую. Надо было торговаться. Наконец дали — 600, стр. 115 (каждое стихо на отдельной стр., хорошая бумага и пр.). Думаю, что это приемлемо. Перешлю это на днях М. М., чтоб получить его о-кэй. И тогда можно будет сдать. Ни о каких моих статьях как предисле[1039] не может быть и речи. Это все удорожает смету. И совершенно ни к чему. Я лучше бабахну новую статью. Вот это будет — да! Хотите? Не хотите? Ну, как хотите...

Далее. Если Вы о Смоленском рецензию не пришлете — то это будет свинство. Напишите, пришлете ли? Если нет — то на­пишем здесь. Не затягивайте. Книга все ж достойная. [1040] Так что гражданин начальник, не разводите политику, а пишите. Тем более, Вам, оказывается, можно пить красное вино. Да если бы мне было можно пить красное вино — да я бы человеком был, а так — «не человече, а г...» (это из моего последнего экзистенциального — тоже — стихотворения, ради Бога не воспользуйтесь, оно еще не опубликовано нигде). Кстати, об экзистенциальности. Вашей. Видали, как Померанцев (мыслитель и большой мыслитель!) слизнул у меня эту Вашу гениальную характеристику [1041] и не поперхнулся и не поморщился. Боже, великий Боже, до чего мы дошли, до чего пали горестно и низко... ай-ай-ай...

Когда стихи пришлете? О деньгах на днях дадим рескрипт кн<ижному> маг<азину> в Париже.[1042] Но не знаю, войдет ли «В Вагоне».[1043] Буду стараться, рад стараться, но на все воля Божья...

Полагаю, что Вы и политический автор уже получили моего «Скифа в Европе» и рвете друг у друга из рук — и разорвали вдребезги эту небывалую книгу. Не знаю, оцените ли замысел (слияния двух прекрасных лиц Бак<унина> и Ник<олая> I [1044] — в смердящую харю Хрущева) и оцените ли фактуру словес (которую можно сравнить разве что с Вашими стихами, да и то вряд ли), не знаю, как разрешит этот вопрос мыслитель Померанцев... совершенно не знаю... Почему-то вспомнилось, по какой-то ассоциации — неведомой — «дурак учитель Препотянский» — (кажется из Лескова?).[1045] Я, разумеется, уверен, что Вы не удержитесь после чтения «Скифа» и напишете в «Р<усскую> м<ысль>» открытое письмо под названием «Не могу молчать». Вот посмотрю, как это все выйдет. Может быть, это письмо даже мне и не понравится? Хотя нет, я уверен, что оно будет прекрасно — как небо, звезды и стихи...