муравьи оказались изолированы и не разбежались. И в чем я не права? К чему этот навешанный на меня ярлык предателя?
– Это ты только со своей башни смотришь! – упрямо мотнул головой землянин. – Но почему ты не боишься своих коллег? Ладно, охранники вроде как ничего не понимают, но ведь остальные жрицы все равно узнают правду. Они тебе обмана не простят. Обязательно растерзают тебя за покушение на самое святое и величественное для них. Я ведь успел услышать, как ты кощунственно лгала!
И опять женщина в расстегнутой рубахе весело и беззаботно рассмеялась:
– Ты меня постоянно поражаешь своей наивностью! Но все равно такой милый душка… А на твой вопрос отвечу так: я и сама поведаю жрицам о том, что творится в мире адельванов и как паршиво закончили жизнь наши нынешние святые. Да и остальное им поведаю, ничего не скрою. Для них это не тайна и не обман, а суровая действительность, о которой они и сами давно догадывались. А вот для всех остальных сагири легенды так и останутся величественными, завещания – незыблемыми, святые – непогрешимыми, а вера – непоколебимой. Нельзя менять вековые устои, нельзя пугать простых людей страшными новостями, нельзя сеять у них в голове сомнения, неуверенность и страх в завтрашнем дне. Вся эта тяжесть знаний и принятия нелегких решений останется лежать именно на наших хрупких плечах жриц. Именно нам даровано нести эти почетные права и смиренные обязанности! – Она закончила распинаться с пафосом и усмехнулась уже устало: – Так что образумься лучше сразу… Мучить тебя у меня нет никакого желания… Да и после такого наказания я уже не смогу относиться к тебе с прежней доброжелательностью.
– Даже так? – к Михаилу успели вернуться здравый рассудок и некая сообразительность. – Тогда, может, ты меня освободишь, огласишь личным другом, и мы попробуем постепенно сближаться, знакомиться, привыкать для интимных отношений?
– Вот! Приятно слышать от тебя такие умные слова! – обрадовалась Аника и довольно красиво, изящно стала раздеваться. – Только зачем нам знакомиться, если давно знаем друг друга? И как мы можем привыкать, если вначале следует соприкоснуться телами? Ну и наше сближение уже было предопределено во время нашего первого разговора. Понравившийся жрице уже принадлежит ей…
Напоследок она сняла и колье, аккуратно положила его на столик и мелкими шажками, игриво виляя бедрами, протягивая призывно руки, пошла к своему рабу:
– Поэтому ласкай меня сейчас! И если мне понравится, то станешь свободным и будешь считаться моим первым мужем…
Цепи ослабли и провисли настолько, что руки Михаила опустились, а потом их стало возможно свести вместе… почти! Между ладонями осталось непреодолимое расстояние сантиметров в тридцать.
Пока Михаила скручивали, связывали, развязывали и приковывали, с него окончательно слетели и те несколько жалких тряпочек, которые оставались на теле после обдирания жандармами «Блистательной Охранки». Ну разве что ботинки остались да переводное устройство. Поэтому, если бы он возбудился красотой приближавшейся женщины, это было бы заметно. А у него ничего не получилось, хоть он и от всей души старался. Но чтобы хоть как-то помочь себе в осуществлении страшной, сиюминутной мечты, он постарался улыбнуться с притворной искренностью и радостью:
– Иди, иди ко мне, моя прелесть!
Ему казалось, что, толкнув предательницу одной рукой, он легко захватит ее голову локтевым сгибом другой руки и задушит в считаные секунды. И когда претендентка на скорую казнь коснулась его плеч своими ладошками, он задрожал словно от страсти. Но в его глазах уже давно читалось все, что он сейчас сотворит с Аникой. И та все равно постаралась прижаться к нему всем телом, решив дать рабу последний шанс.
Он этот шанс попытался использовать. Но в своем понимании справедливости. Два раза резко дернувшись из стороны в сторону, он и в самом деле сумел толкнуть жрицу в нужном направлении и прижать к себе правой рукой. Несколько неудобно получилось, но громадная силища позволяла подобное человеческое тело смять словно картонную коробку.
И больше ничего не получилось! Мало того, что женское тельце оказалось на удивление упругим и вертким, так еще, когда он начал душить Анику, по цепям пронесся в тело такой поток боли, что Михаил не удержался и дико заорал. В следующий момент он опять оказался распятым, а стоявшая перед ним обнаженная жрица картинно заламывала руки:
– Как же так?! Как же так?! Я к нему со всей душой, со всей лаской, а он что творит?! Дикарь! Предатель! Да как ты посмел черной неблагодарностью ответить на предобрейшее?!
Она продолжала укорять, а Михаил от усиливавшейся боли не мог даже ругательство бросить в ответ. Глаза опять заливала краска бешенства, сообразительность и здравый смысл исчезли, словно их никогда и не существовало, ну а уши только и расслышали последнее пожелание:
– Постарайся скорей образумиться и меня дозваться. Я приду, как только ты начнешь кричать: «Любимая Аника!» Конечно, если не буду слишком занята делами и свалившимися на меня заботами. До свидания, милый! Не забывай о моем к тебе заинтересованном отношении…
Жрица, подхватив свои одежды и колье, поспешила в другую часть своих апартаментов. Она почему-то не сомневалась, что этот парень при подобных пытках болью все равно час или два, но продержится. Твердый орешек! И даже гордилась этим, словно сама его так воспитала.
Ну а пока его будут укрощать подаренные еще в древности автоматические пыточные устройства, можно и душ принять, и в порядок себя привести, да и должное платье для вечерней проповеди подобрать. Все-таки не каждое подойдет к туфлям на высокой платформе и к поясу с кобурой и громоздким наганом. А вид во время молитвы хотелось произвести и на народ, и на императора, который обязательно наведается по такому случаю в храм. Вечером предстояло очень много работы. И только потом можно будет себе позволить опять побаловаться со своей симпатичной живой игрушкой.
Глава одиннадцатая
Конструктор Бельессер
Великое божество, которое жестко правило пятью галактиками, курировало и распространяло свое влияние еще на три десятка, считалось еще и дружественным в трех областях Вселенной. Хотя, может, и не так дружественным, как совершенно сходным по своему облику. Потому что подобных созданий существовало всего четыре.
Когда-то подобных разумных имелось очень много, целая цивилизация. Она была многочисленная и воинственная. Четырехрукие кентавры с грозными рогами успели выйти в космос, колонизировать две соседние планеты, на которых под корень извели отличных внешне аборигенов, и уже стали замахиваться на полеты к другим системам. Очень уж им мечталось о звездной экспансии.
Мечта свалилась на них раньше, чем они научились строить корабли дальнего следования. Их систему отыскала научная экспедиция одной из человекообразных рас, прилетевшая на нескольких кораблях. Первый контакт прошел вполне мирно. Люди поинтересовались: «Хотите с нами дружить и сотрудничать?» Кентавры укротили свои природные инстинкты убийства всех, кто на них не похож, и солгали в ответ: «Конечно, хотим! Мы самые мирные, добрые и справедливые! Едим только сено и фрукты!»
После чего начался короткий период дружбы и тесного сотрудничества. Кентавры встречали людей радостно, показывали им все свои достопримечательности, не скрывали ни быта, ни своих достижений, ни своих полезных ископаемых, на которые, как им тогда казалось, могут польститься чужаки. Ну и когда представилась возможность и когда появилась стопроцентная уверенность, что никто из людей не сбежит, их всех до единого коварно и подло захватили. Часть уничтожили сразу, часть заставили работать на себя, выбивая из них секреты производства двигателей для межзвездных кораблей. Ну а часть пустили на кощунственные эксперименты, ни в коей мере не сомневаясь в своем праве на подобное бесчинство.
Последний факт и решил участь цивилизации кентавров. По законам человеческой расы, прилетевшей на научных кораблях, война как таковая прощалась. Ведь все случается из-за дикости и умственной недоразвитости. Рабство наказывалось смертью. В том конкретном случае – смертью правителей цивилизации кентавров. То есть тех, кто давал команды на уничтожение, захват и варварские эксперименты над людьми. Ну а вот по поводу уничтожения людей, словно подопытных мышей, существовал жесточайший закон: полное уничтожение цивилизации. Считалось: те, кто столь не ценит разум и жизнь, и сам не имеет права на существование. Такие отродья, как их ни перевоспитывай, все равно вернутся к преступному пути развития.
