узде своих разбойников, иначе я не смогу сдерживать мистера Фостера. Уверяю вас, мистер Фостер не будет счастлив до тех пор, пока мистер Парнелл не окажется за тюремным замком.
– Вы хотите сказать, что его все-таки арестуют?!
Мистер Гладстон взглянул на Кэтрин, потом дружески похлопал ее по руке.
– Цивилизация еще не исчерпала своих возможностей до конца.
Она пересказала весь разговор с Гладстоном Чарлзу, когда тот в очередной раз приехал в Лондон, и частично передала эту беседу Вилли.
Вилли был целиком и полностью на стороне мистера Гладстона.
– Если хочешь знать мое мнение, то Парнелл просто-напросто потерял контроль над своими людьми. Он настолько взбаламутил поток ненависти, обращенной против Англии, что теперь не в силах его остановить. Вот увидишь, этот поток поглотит и его самого, если он не будет осторожен. Он на удивление упрямый малый, должен заметить. И ты такая же упрямая, как он, не так ли, Кэт?
– Тебе хорошо известно, что я восхищаюсь им.
Вилли задумчиво посмотрел на нее:
– Только до тех пор, пока он не оставит свои штучки… О'Горман Махоун считает, что я слишком легко позволил ему выпутаться из этого дела.
– Этот О'Горман Махоун пусть лучше не сует нос не в свое дело!
Вилли собрался было резко ответить, но передумал и очень ласково поцеловал ее в щеку.
– Да, согласен, я вел себя диковато. И очень рад, что моя мать ни о чем не узнала. Это потрясло бы ее до смерти. Она никогда не одобряла тебя в качестве моей жены, но у нее никогда не вызывали сомнения твои моральные качества.
– Как и у тебя, Вилли, – проговорила Кэтрин.
– Я уже сказал, что повел себя немного несдержанно. В конце концов, тебе может нравиться мистер Парнелл, но надо же соблюдать приличия и условности, чтобы не наделать глупостей. Я всегда доверял тебе. Да, я сорвался, но только из-за того, что ты слишком долго была ко мне так откровенно холодна. Однако я пресек все эти идиотские разговоры насчет Китти О'Ши. Больше ты этого никогда не услышишь. – Он пристально посмотрел на нее: – В чем дело? Ты немного бледна.
Если бы не слышать этих разговоров! Она про себя молилась, чтобы они прекратились навеки.
– Со мной все в порядке, Вилли. Просто немного устала. И это неудивительно в моем положении.
– В твоем положении! – воскликнул он. – Что ты имеешь в виду, черт побери?
– Я могу иметь в виду только одно, – с вымученной улыбкой проговорила она. – Нора с Кармен очень обрадуются. Они так умоляли, чтобы я принесла им маленького. Вот насчет Джералда ничего не могу сказать. Ведь он уже такой взрослый.
Ей пришлось вынести его объятия и сделать вид, что она рада им.
– Ну, ну, какой скрытницей ты у меня стала, кисочка. Ай-яй-яй… и даже ни словечка человеку, которому хотелось бы этого больше всех… старому глупому папочке. Когда это должно случиться?
– О… весной.
Он мысленно произвел какие-то расчеты.
– Должно быть, поздней весной. Ну что ж, тогда будем следить за тем, чтобы тебя ничто не беспокоило, так?
А между тем время от времени приходили чисто формальные письма от Чарлза.
Она дипломатично предъявляла все эти письма Вилли, а ему весьма успешно удавалось скрывать свою неприязнь к Парнеллу во время их частых встреч и совместных обсуждений различных политических маневров. Вилли стал высоко держать голову и ходил с напыщенным видом, засунув пальцы в карманы жилета. Казалось, ему доставляло огромное удовольствие вынашивать свои грандиозные мечты о том, что в один прекрасный день он станет главным секретарем Ирландии. Он преуспевал в своей дружбе с мистером Джозефом Чемберленом и другими влиятельными членами кабинета. Проницательно и дальновидно он заводил себе друзей по обе стороны баррикад. Это не могло отрицательно повлиять на будущую карьеру капитана О'Ши. Неужели Кэтрин не радует то, что он наконец остепенился, приобрел в обществе вес и так серьезно занялся своей карьерой? Возможно, однажды его тоже с триумфом пронесут по улицам Дублина…
Читая о победоносном шествии Чарлза по Ирландии, Кэтрин не преисполнялась веселья – напротив, была глубоко встревожена. Ведь он продолжал заниматься именно тем, против чего его предостерегал мистер Гладстон, – подстрекать народ, произносить мятежные речи. Одну такую речь он произнес в октябре в Вексфорде, и это выступление стало кульминационным. Он стоял на импровизированной трибуне, наспех сколоченной посреди городского рынка, и, глядя сверху вниз на свою напряженную аудиторию, говорил:
– Благодаря своим усилиям, в течение последнего года вы кое-чего добились, но сегодня я пришел к вам, чтобы сказать: вы добились лишь самой малой доли того, что заслужили по справедливости. И ирландец, считающий, будто теперь он может спокойно сложить руки, к своему горю и разочарованию, обнаружит, что он отдал сам себя в лапы вероломного, жестокого и безжалостного английского врага.
Это добрый знак лишь для маскарадного дон-кихота, который по своей наивности полагает, что завоевал свободы всех остальных народов… кроме свобод для ирландского народа, и посему он обязан сбросить свою маску сегодня же и твердо заявить, кто он есть на самом деле. Он обязан быть готовым поднять огонь и меч, иначе он будет постоянно униженным в своих собственных глазах и в глазах лендлордов своей страны. По мнению некоего английского государственного деятеля, в Ирландии ни один человек не хорош, пока он не похоронен, и, надеюсь, настанет тот день, когда я добьюсь положительной оценки от этого английского политического деятеля, но, видимо, это произойдет только тогда, когда я сам умру и буду похоронен.
Если кое-кто говорит о нынешних грабежах, то пусть сперва заглянет в себя и вспомнит о тех, кто был первыми грабителями в Ирландии. Ирландская земля больше трех раз конфисковывалась людьми, чьих потомков мистер Гладстон поддерживал, когда они разворовывали вашу многострадальную страну при помощи штыков и ружей.
Мистер Гладстон признает, что английское правительство потерпело неудачу в Ирландии; он признает борьбу Граттана[29] и добровольцев восемьдесят второго года, он признает борьбу, в которой отдали жизни люди в сорок восьмом, признает борьбу, в которой погибали люди в девяносто восьмом, признает борьбу людей в шестьдесят пятом, когда после длительного периода упадка и гибели всей ирландской нации ирландцы достойно встречались лицом к лицу с темницами и ужасом каторжных работ, и признает борьбу, когда переполнилась чаша терпения многих тысяч ваших людей, борьбу, которую вы возобновили и, благодаря Господу, успешно донесете до победного конца, – иначе говоря, английская миссия в Ирландии провалилась, и ирландцы отстояли свое право управлять Ирландией по законам своей ирландской земли…
После этой речи мистер Фостер написал мистеру Гладстону письмо, в котором утверждал, что мистера Парнелла необходимо арестовать согласно закону о приостановке конституционных гарантий. И еще он был бы весьма рад, если бы арестовали каждого ирландца, подозреваемого в революционной деятельности.
Мистер Гладстон, пребывая в состоянии мучительного выбора, созвал свой кабинет, и мистер Парнелл, совершенно спокойный, уравновешенный и, казалось, абсолютно равнодушный к угрозам презренных англичан, заявил, что если его арестуют, то его место тут же займет капитан Мунлайт. То есть они имеют дело с жутким призраком, который по ночам наводил на всех ужас одновременно в нескольких
