Никогда не называй это любовью

Наверное, у него стальные нервы, иначе от бурного пылкого образа жизни он давно бы стал развалиной. Как нелепо считать, что такой человек отдает все свои чувства только своей стране! Должно быть, он хорошо разбирается в женщинах… Кэтрин казалось, что она понимала сейчас, что он за человек на самом деле. Она почувствовала, как мурашки пробежали по ее коже. Если бы всю свою силу и неукротимую энергию он отдал любви… проявил, став любовником…

– Я очень рада, что вы пришли, – поспешно проговорила она. Лучше было продолжать беседу, пусть даже возбуждающую, провокационную, чем позволить себе подобные мысли.

Парнелл ничего не ответил на это, лишь одарил ее нежной ласковой улыбкой. И без всякого вступления произнес:

– Будучи в Америке, я на некоторое время вообразил, что влюбился в некую молодую особу. Как-то раз она передала мне стихи, написанные каллиграфическим почерком, и попросила меня прочесть их; и я понял, что если она ожидает от меня того, что я буду жить согласно написанному в этих стихах, то я жестоко разочарую ее. Поэтому мы распрощались с ней.

– А что это за стихи?

– Хотите, чтобы я процитировал их вам?

– Пожалуйста.

Читал он тихо, но она все равно ощутила красоту его голоса:

Если не способен ты целыми днями бродить в толпе
С рассеянностью вечной на лице,
Если не способен ты мечтать о том, что вера твоя
Прочна и неизменна…
Да и не важно, надлежит тебе сие иль нет,
Но, если ты не способен умереть, когда мечта сия пройдет,
О, никогда не называй это любовью.

– По-моему, это Элизабет Барретт Браунинг, – помолчав, сказала Кэтрин.

– Да, это она.

– Чтобы так поступить, надо быть очень деликатным, когда речь идет о чьей-либо любви. – Кэтрин подумала о Вилли, и на ее лице появилась кривая улыбка.

– На такое способны немногие.

– Очень немногие.

– Для молодой и красивой женщины вы рассуждаете очень скептически, миссис О'Ши. Вероятно, вы все еще подвержены иллюзиям, не так ли?

Прозвенел звонок, оповещающий о начале второго акта, и все поспешили занять свои места. Кэтрин очень обрадовалась, что их беседа прервалась, поскольку довольно короткий разговор принял очень опасный поворот. Она была сильно напугана, но одновременно пребывала в чрезвычайно приподнятом настроении. Ей просто не верилось, что такое могло с ней случиться. И все же она понимала, что происходящее – несокрушимая правда. Женское чутье никогда не изменяло ей. По-видимому, и он осознавал это. Ибо, как только свет погас, он безрассудно положил свою руку на ее.

– Знаете, вполне возможно превратить иллюзии в реальность, – прошептал он, когда громко заиграл оркестр. – Я всегда верил, что не существует ничего невозможного. – Он немного помолчал, затем быстро спросил: – Вы когда-нибудь бывали в палате общин? Когда-нибудь сидели в галерее для женщин[11]?

– Нет. Но теперь, поскольку мой муж – член парламента, я, наверное, однажды появлюсь там.

– Значит, я стану вас искать. Что ж, посмотрим, что с нами будет дальше.

Будет дальше… Тетушка Бен совершенно естественно и даже с восхищением восприняла внезапное намерение Кэтрин заняться политикой. Безусловно, ее должна интересовать новая профессия ее мужа. Возможно даже, Вилли удивит их обеих, доказав, что он способен стать неплохим политиком. В общем-то, он всегда не лишен был остроумия и хотя ленивого, но здравого ума.

– Пора, чтобы кто-нибудь сделал что-то для бедной Ирландии. И этот человек должен быть ирландцем, если уж такого не найдется в Англии. Мы начали кое-чего добиваться во время великого голода. Я сама организовала денежный фонд помощи бесплатным столовым для нуждающихся. Но потом пошли преувеличенные слухи и всевозможные рассказы о том, сколько людей умирает от голода. Ирландцы вообще склонны к преувеличениям. И мы опять стали забывать обо всем этом, к нашему преогромному стыду. На мой взгляд, мы, англичане, всегда считали их слишком чрезмерными во всем – в их религии, в нищете, легендах, в их мучениках и даже в том, как они умирают. Ведь так утомительно и скучно превращать совершенно естественное событие в мелодраму. Не забывай, Кэтрин, мне бы, например, очень не хотелось какой-либо суматохи, когда Господь призовет меня к себе. Мне не нужны ни свечи, ни плакальщицы. Я бы хотела просто исчезнуть, испариться, как тает снег. Но, несмотря на то, что ирландцы во всем чрезмерны, это не повод для нас пренебрегать ими. – И хотя тетушка часто говорила бессвязно, то и дело перескакивая с одной темы на другую, ни одно из ее замечаний не было бессмысленным или сказанным не к месту. Кэтрин научилась выслушивать ее очень внимательно. – И если они необузданны, беспокойны и даже диковаты, это лишь оттого, что у них нет строгого лидера. Какого-нибудь уравновешенного, умного человека. Но, увы, зная эту страну, полагаю, на его появление можно только надеяться.

– Вовсе нет, тетушка. Я знаю, что такой человек у них уже есть.

– По-моему, ты имеешь в виду молодого мистера Парнелла. Но, дитя мое, он очень невоспитан, раз не явился на твой званый ужин.

– Он не распечатал моего письма. И явился ко мне в следующий раз.

Тетушка украдкой взглянула на Кэтрин.

– О, вижу, ты простила его. Вчера мне о нем читал мистер Мередит. Парнелл был великолепен в парламенте. И очень красноречив. Вилли следует взять у него несколько уроков. Возможно, тебе придется вдохновить его, Кэтрин.

– Именно это я и намерена сделать, тетушка Бен, – тихо проговорила Кэтрин. – Как-нибудь я приведу его к вам в гости.

– О, конечно, обязательно сделай это, дорогая! Мне навсегда запомнились великолепные манеры Даниела О'Коннела. Обладает ли такими манерами мистер Парнелл, или он еще слишком молод?

– На мой взгляд, у него исключительные манеры.

– Очень занятно! Как ты думаешь, он способен добиться большего, чем мистер Гладстон? Должна тебе признаться, что мистер Гладстон, на мой взгляд, слишком самонадеян. Я рада, что королева время от времени отсылает его от себя. О Кэтрин, милочка, ты уже уходишь?

– Мне пора, тетушка Бен, если я хочу увидеть девочек перед тем, как они усядутся за свои дневные занятия. И еще мне надо ненадолго съездить в город, чтобы послушать дебаты по поводу нового Земельного акта. Уверена, ваши надежды сбудутся и мистер Парнелл добьется большего, чем мистер Гладстон. Если не в этом году, то уж в будущем – обязательно.

– Как это мило, дитя мое. Мне совершенно ясно, на чьей ты стороне. По-моему, тебе просто не нравятся седины бедняги мистера Гладстона. Ну ладно, ступай скорей, расскажешь мне обо всем завтра.

И вот, впервые сидя на женской галерее и глядя вниз, Кэтрин думала, как ей разыскать его на скамьях ирландцев. Однако по какому-то сверхъестественному наитию, ее взгляд сразу упал прямо на него, и в тот же самый миг он увидел ее – это было несомненно, ибо он поднял руку в приветствии. Она еле заметно кивнула и только потом осознала, что ее рука крепко прижата к сердцу, которое неистово билось в ее груди. Наверное, если бы кто-нибудь внимательно наблюдал за ней в эти мгновения, он безошибочно угадал ее чувства, так как ее вид полностью выдавал их.

К счастью, именно в это время выступал сам премьер-министр. Его знаменитая горделивая осанка, копна седых волос, зловещий взгляд и дерзко вздернутый нос притягивали внимание всех слушателей, не