магистрали Чикаго — Берлингтон.
Этот концерн, находивший под контролем Моргана, простирался от атлантических портов до Чикаго и от Миссисипи до Нового Орлеана. «Южным» маршрутом на запад, или «Юнион пасифик», управлял Нэд Гарриман, всеми силами пытавшийся получить долю в Берлингтоне. Он даже пытался вести с Морганом переговоры о получении места в совете директоров. К сожалению, из-за давних разногласий, берущих начало еще в старом железнодорожном проекте, когда хитрый Гарриман обошел магната, Морган его терпеть не мог. Одно упоминание имени Гарримана приводило его в ярость, а о том, чтобы поделиться с ненавистным конкурентом, и речи не было.
Пока Морган беспечно наслаждался покупкой предметов искусства в Англии и обществом своей французской любовницы, Гарриман с помощью своего брокера Джейкоба Шифа начал тайно скупать компанию Моргана. Вместо того чтобы попытаться предложить Моргану более высокую цену за Берлингтон, Гарриман нагло выкупил всю компанию Моргана! Для осуществления этой аферы Гарриману потребовалось около ста миллионов долларов, которые он собрал, продав огромное количество акций «Юнион пасифик», и успешно завершил операцию. К первой неделе мая в руках Гарримана оказалось больше пятидесяти процентов драгоценной компании Моргана.
Когда Морган получил во Франции роковую телеграмму, он согнал любовницу с колен и послал ответ — схватка продолжается! Пирпонт собирался любой ценой вернуть компанию, поскольку Гарриману еще не принадлежал контрольный пакет акций.
9 мая цена акций на компанию Моргана взлетела со 150 до 1000 долларов за штуку! Началась паника, так как держатели акций не могли получить их новую стоимость — этому препятствовали как Морган, так и Гарриман. В то же время стоимость большинства других ценных бумаг катастрофически покатилась вниз, так как инвесторам пришлось срочно продавать их, чтобы покрыть расходы. В конце концов рынок пошатнулся.
Начался хаос.
На первой странице «Нью-Йорк таймс» было напечатано: «
Кстати, Стэнфорд Уайт был одним из тех, кто потерял практически все. Расходы Теслы тоже неимоверно возросли. К сожалению, он не сразу среагировал на ухудшение финансовой обстановки, поскольку непомерный рост цен на затраты по строительству, заработную плату и случайные расходы начал сказываться только к началу осени. К такой американской шутке «мрачный венгр» вновь оказался не готов.
Всю весну и лето Тесла регулярно навещал Уорденклиф, часто в компании со своим помощником- сербом и заказанным в «Уолдорф-Астории» ланчем. В Нью-Йорк он возвращался ближе к ночи, там заглядывал в «Клуб игроков», посещал концерт или ужинал в «Дельмонико» или в «Шерри».
До Шорхема старик добирался на поезде. В вагоне просматривал газеты. Где-то в конце июля в его руки попал номер «Электрикал ревью», в котором было напечатано письмо Гульельмо Маркони. В письме тот попытался развеять заблуждения и «имеющие хождение ошибочные мнения», касавшиеся аппаратуры, использованной в его проекте телеграфирования без проводов.
«
Старик признался:
— Это был шок! Те, кто открыто насмехался над моими достижениями и поливал грязью созданные мною приборы, на самом деле тайно пользуются ими. Боле того, с помощью этих грязных уловок они пытаются добиться прорыва в том же направлении, в котором двигаюсь я!.. Впечатление было ошеломляющим! Я никак не мог предвидеть, что столкнусь с такой беспардонной низостью! Я решил пересмотреть свои планы. Нельзя вести дела потихонечку, как бакалейщики! Нельзя ограничиться репортажами о парусных регатах или подачей сигналов проходящим пароходам. Так вести дела бессмысленно! Это не принесет дохода.
Он потянулся за сигаретой, но ценой неимоверных телепатических усилий потомкам удалось отодвинуть пачку.
Изобретатель попытался придавить устроившегося рядом на полу виртуального представителя грядущей расы, однако тот оказался проворнее и успел выскользнуть из-под каблука.
Ловкость начала изменять старику. Это была плохая примета.
— Это было невыносимо! — возмутился он. — Пират Маркони, пользуясь поддержкой Пьюпина, Эдисона, европейских должностных лиц и даже монархов, публично оповещал, что моя аппаратура, которой он пользовался, ненадежна и малоэффективна, к тому же она вовсе не моя. Прис попытался уличить его во лжи, утверждая, что это именно он предложил Маркони воспользоваться моим передатчиком.
Маркони последовал доброму совету и, схватившись за мои изобретения, как кот за мышь, публично объявил о моей несостоятельности как изобретателя!
Такого словами не проймешь — это было ясно как день. Я просто был обязан раздавить этого самого отвратительного из всех болезнетворных микробов. Я должен был приструнить эту свору, прикормленную темной стороной электричества.
У меня возникла мысль вместо скромного передатчика возвести башню-небоскреб высотой шестьсот футов (182 метра). Ее конструкция была навеяна моей любимой «Уолдорф-Асторией».
Это был бы хороший ответ завистникам, не так ли?
Что мы могли ответить?
Разве что еще раз отвлечься на несколько минут для того, что высветить действительно непростое положение, в каком оказался наш герой.
Чтобы представить, какая вакханалия разыгралась в те летние дни 1901 года вокруг имени Теслы, надо знать американскую прессу, неспособную и дня прожить, чтобы не столкнуть лбами тех, чьи имена на слуху у публики. Для этого годится любой прием — от дурацких рейтингов до беспардонного возведения на пьедестал всякого, кто сумел хотя бы чем-то отличиться, пусть даже в самом постыдном деле.
Все кому не лень обвиняли Теслу в мании величия, тщеславии, жадности, даже в кокетливости и гиперчувствительности. Ему публично приписали «обсессивно-компульсивный синдром». Свистопляска объяснялась страхом, который конкуренты испытывали при одном только упоминании его имени. Область научно-технического творчества, в которой развивалось его соперничество с Маркони, обещала огромные дивиденды, и более того — неоспоримые преимущества в установлении своего господства над миром.
— Как ни странно, именно в эти дни Морган неожиданно урезал финансирование моего проекта. Возможно, в дни напряженных биржевых боев за Северную железную дорогу ему было не до Уорденклифа. А может, он еще не вполне определился с опасностями и преимуществами, которые обещало ему наше сотрудничество. Разнобой в оценках экспертов не позволял делать ставки, но и упускать выгоду биржевик не желал.
В июле 1901 года он согласился встретиться со мной. Специально для этого случая я купил новую сумку, сложил в нее последние патентные заявки, а также чертежи наполовину построенной лаборатории и схему башни. Я полагал, что сумею объяснить ему причину изменения планов. В противном случае эти грязные шакалы лишат нас всех преимуществ и доходов.
Секретарь провел меня в кабинет.
