В этот момент я проклял Посвященных Ара, которые, как и вся их каста, жаждали только политической власти, от которой формально отказались, согласно белому цвету своей одежды. Настоящей целью жертвоприношения было устранение всех возможных претендентов на трон Ара и последующее усиление политической власти Посвященных.
Глаза офицера сузились. Он снова кольнул меня мечом.
— Где Домашний Камень? — осведомился он.
— Не знаю, — ответил я.
Тут, к моему изумлению, дочь убара произнесла:
— Он говорит правду.
Офицер холодно посмотрел на нее, и она вспыхнула при мысли, что ее тело более не священно в его глазах и не находится под защитой убара.
Она подняла голову и спокойно сказала:
— Домашний Камень в седельной сумке его тарна. Тарн улетел. Домашний Камень исчез.
Офицер выругался.
— Ведите меня в Ар, — сказала Талена. — Я готова.
Она сошла с кучи тряпья и гордо выпрямилась. Ветерок играл ее черными волосами.
Офицер оглядел ее и его глаза вспыхнули. Не глядя на рядового, он приказал ему связать меня и пристегнуть к горлу цепь, обычно применяющуюся на Горе для рабов и заключенных.
Затем, не сводя глаз с Талены, он вернул меч в ножны.
— Эту я свяжу сам, — сказал офицер, вынимая из подсумка цепь и приближаясь к девушке. Она стояла не шевелясь.
— Путы не нужны, — сказала она.
— Это я решу сам, — ответил офицер и рассмеялся, набрасывая цепь на горло девушке. Кольцо защелкнулось. Он игриво дернул цепь. — Вот уж не думал вести на своей цепи Талену — дочь Марленуса.
— Животное! — прошипела она.
— Мне кажется, что я научу тебя уважать офицера, — сказал он, просунув руку между ее горлом и кольцом, а потом внезапно одним движением притянул ее к себе и опрокинул на траву. Солдат с восторгом смотрел на это, рассчитывая, что придет и его черед. Всем весом наручников я ударил его по затылку, и он рухнул на колени.
Офицер вскочил на ноги и в ярости схватился за меч. Но я прыгнул на него прежде, чем он вынул его даже наполовину, и схватил руками за горло. Мои пальцы сжались как когти тарна. Он выхватил из-за пояса кинжал Талены, будучи скован я не мог предотвратить удар.
Внезапно его глаза расширились, а вместо руки остался кровавый обрубок. Талена успела выхватить меч и отрубить руку, державшую кинжал. Я ослабил хватку. Офицер дернулся пару раз на траве и умер. Талена все еще стояла с остекленевшими глазами, в ужасе от того, что совершила.
— Брось меч, — скомандовал я, боясь, как бы не пришла ей в голову мысль убить меня. Девушка бросила оружие и упала на колени, закрыв лицо руками. Все же ничто человеческое не было ей чуждо.
Я взял меч и подошел к рядовому, раздумывая, стоит ли убивать его, если он еще жив. Думаю, я оставил бы его в живых, но судьба распорядилась по своему — он неподвижно лежал на траве. Тяжелые наручники проломили ему череп.
Я пошарил в сумке офицера и нашел ключ к наручникам, но с трудом мог поднести его к нужному отверстию.
— Дай мне, — сказала Талена и открыла замок. Я сбросил наручники и стал растирать запястья.
— Прошу вашей милости, — сказала Талена, протягивая мне руки, стянутые рабскими наручниками.
— Конечно, — сказал я, — извини.
Я нашел в сумке ключ к ее наручникам и открыл их. Затем я снял ее цепь, а она мою.
— Что ты собираешься делать? — спросила она.
— Взять все, что может потребоваться, — ответил я, сортируя вещи. Больше всего меня заинтересовали часы-компас, пища, две фляги с водой, тетива и немного масла для механического арбалета. Я решил взять меч и самострел, в колчане оставалось десять стрел. Ни у одного из солдат не было ни копья, ни щита. Потом я бросил в одну кучу цепи и наручники вместе с рабским ошейником. Трупы я подтащил к болоту и бросил в трясину.
Когда я вернулся к роще, Талена сидела на траве около одежд, сорванных с нее. Я был удивлен, что она не оделась.
Увидев меня она спросила:
— Мне можно одеться?
— Конечно, — ответил я.
— Как видишь, у меня нет больше оружия, — улыбнулась она.
— Ты себя недооцениваешь.
Она порылась в груде вонючей одежды, которая была ей так же отвратительна, как и мне. Наконец, ей удалось найти сравнительно чистое одеяние, что-то сделанное из голубого шелка, оставляющее плечи обнаженными, и надела его, использовав вместо пояса полосу от покрывала. Это была вся ее одежда. Теперь она не стала скромничать — это выглядело бы глупым после того, как она была полностью обнажена. С другой стороны она была рада избавиться от тяжелых одежд дочери убара. Ее одежда и теперь была слишком длинна, волочилась по земле, так как была предназначена скрывать ноги, одетые в башмаки на платформе. По ее просьбе я подрезал платье до щиколоток.
— Спасибо, — сказала она.
Я улыбнулся: это было непохоже на нее.
Она прошлась по поляне, рассматривая себя, два или три раза повернулась, видимо довольная собой и той свободой движений, которую она получила. Я набрал плодов из ка-ла-на и достал один из сухих пайков. Талена села возле меня на траву, и я разделил с ней трапезу.
— Мне жаль твоего отца, — сказал я.
— Он был Убаром Убаров, — ответила она и, поколебавшись мгновение, добавила, — жизнь убара ненадежна. Он должен был знать, что это когда-нибудь случится.
— Ты говорила ему об этом?
Она откинула голову и рассмеялась.
— С Гора вы или нет? Я никогда не видела своего отца, кроме как на всенародных праздниках. Дочери членов Высших Каст растут в сторожевых садах, как цветы, пока какой-нибудь высокородный покупатель, предпочтительно убар или правитель, не заплатит за них цену, установленную отцом.
— То есть ты даже толком не знаешь своего отца?
— Разве в твоем городе это не так, воин?
— Да, — сказал я, вспомнив, что в Ко-Ро-Ба семья почиталась и укреплялась. Не сказалось ли тут влияние моего отца, воспитанного в других традициях, — подумал я.
— Мне бы, наверное, это понравилось, — сказала она. Затем посмотрела на меня:
— А как называется твой город?
— Не Ар.
— Можно узнать твое имя?
— Меня зовут Тэрл.
— Это прозвище?
— Нет, это мое настоящее имя.
— Талена — это тоже мое настоящее имя, — сказала она. Вполне естественно, что принадлежа к высшей касте, она не имела предрассудков, связанных с именем. Вдруг она спросила:
— Ты — Тэрл Кэбот из Ко-Ро-Ба?
Я не сумел скрыть своего изумления и она рассмеялась.
— Я знала это.
— Откуда?
— Кольцо, — сказала она, указывая на красное кольцо на втором пальце моей правой руки. — Оно
