Протоиерей Иоанн Сергиев». Еще до получения ее раненый спросил: «А где же священник?» Послали за духовником семьи, о. Михаилом. Раненый причастился, но, когда священник вышел, спросил: «Зачем вы позвали отца Михаила, я хотел того, что был у меня ночью!» О. Михаил знал о телеграмме, понял, в чем дело, и спросил: «Спросите его, каков был приходивший к нему священник?» Раненый ответил: «Среднего роста, русый, не полный, небольшая борода, голубые глаза, и такой ласковый». Тогда о. Михаил принес находившуюся у него фотографию о. Иоанна, и больной сразу же узнал своего ночного посетителя. Фотографию эту он просил оставить у себя и всю жизнь с ней не расставался. С этого дня он начал поправляться и скоро совершенно выздоровел.
Исповедовать отдельно всех желавших у него о. Иоанн возможности не имел. Их бывало до 2 тысяч человек, и для них устраивалась общая исповедь. Все говорили грехи свои громко, даже кричали их, как бы желая, чтобы он их слышал. Слезы покаяния и умиления были на глазах у всех. Нередко плакал и он сам. Потом он поднимал епитрахиль и читал общую разрешительную молитву. Впечатление это производило потрясающее.
Великий прозорливец и пророк, св. Иоанн грозно пророчествовал, незадолго до своей блаженной кончины, о будущих судьбах России. В то время большая часть русской интеллигенции отходила от веры и Православной Церкви, стараясь потянуть за собой весь русский народ. «Кайтесь, кайтесь, — взывал он с амвона, — приближается ужасное время, столь опасное, что вы и представить себе не можете». Он говорил, что, если не будет покаяния, Господь отнимет у России царя и попустит ей столь жестоких правителей, которые всю землю Русскую зальют кровью. Он говорил, что хранитель России после Бога есть царь, а враги наши без него постараются уничтожить и самое имя России.
За 3 года до кончины о. Иоанн тяжело заболел, но не лечился, а только пил воду несколько раз в день из источника прп. Серафима. За несколько дней до кончины он велел надписать конверт с деньгами на имена тех телеграфистов, почтальонов и сторожей, которые ему служили, и сказал: «А то еще и совсем не получат».
Последнюю литургию он служил 9 декабря почти шепотом. Паства почувствовала, что батюшка умирает, покидает ее. Плач поднялся страшный. Сидя в кресле на амвоне, батюшка прощался с каждым, благословлял его, заповедал молиться, любить Бога.
17 декабря о. Иоанн простудился и сильно ослабел. На следующий день он лежал с закрытыми глазами и вдруг спросил: «Которое сегодня число?» — «Восемнадцатое, батюшка», — ответили ему. «Восемнадцатое, значит, еще два дня», — сказал он. Присутствовавшие не поняли, что он указывает день своей кончины. 19 декабря о. Иоанн причастился Святой Крови и в этот день благословил, по просьбе игуменьи Иоанновского монастыря матери Ангелины, освятить в монастыре усыпальницу храма во имя пророка Илии и царицы Феодоры, святых родителей о. Иоанна. В этой усыпальнице его и положили. Освящение произошло 21 декабря. Игуменья просила его приехать на Рождество причастить сестер. Он сказал: «Да, приеду, но причащать не буду». Когда она ушла, пригласили духовника батюшки, о. Арокановского. Видя, что о. Иоанну делается хуже, духовник велел служить литургию и в 4 часа причастил его. О. Иоанн сидел в кресле. После причастия он чувствовал себя спокойнее, но потом произнес свои последние слова: «Душно мне, душно!» Его уложили в постель. Он впал в забытье, лежал неподвижно, со сложенными на груди руками, дышал все реже и реже.
Последний вздох — и великий праведник скончался. Закрытые глаза полуоткрылись, и на них показались слезы. Так его и хоронили с полузакрытыми, ясными, как при жизни, глазами, которые смотрели вверх, точно видели там Господа. Случилось это 20 декабря 1908 г. в 7 часов 40 минут утра, на восьмидесятом году его жизни. Облачили его в белые ризы, и сейчас же начались панихиды.
Когда приподняли воздух, то увидели, что лик его покойный и величественный.
Колокол Андреевского собора печальным звоном возвестил о тяжелой потере.
Получена была телеграмма от государя императора: «Скорблю и оплакиваю кончину отца Иоанна со всеми почитавшими его». После последней панихиды, в 9 часов утра, гроб перенесли в Андреевский собор, где его приняло духовенство во главе с епископом Гдовским Кириллом (впоследствии священно- исповедник, был митрополитом Казанским), которому батюшка завещал погребсти его. 21 декабря народ хлынул из Петербурга.
Войска еле сдерживали толпу. Не только улицы, но крыши, деревья были усеяны народом. В соборе после литургии начались непрерывные весь день панихиды, а за ними, до 11 часов вечера, парастас. Народ беспрерывно шел прощаться со своим пастырем.
Наконец погребальное шествие двинулось в Ораниенбаум и шло вслед за колесницей 3 часа при перезвоне колоколов. В Ораниенбауме гроб поставили в траурный вагон. На Балтийском вокзале собрались крестные ходы изо всех столичных церквей и все духовенство в белых облачениях. Шествие двинулось к Иоанновскому монастырю на Карповке. Шедший за гробом народ образовал несколько хоров, и пели «Святый Боже» и «Вечную память». Но плач народа заглушал пение. По повелению государя императора шествие прошло мимо Зимнего дворца, где на балконе стояла императорская семья с придворными. При входе в монастырь стояла матушка Ангелина с сестрами; на руках духовенства и сестер, певших канон «Помощник и Покровитель», гроб внесли в монастырский собор. В 12 часов ночи закончился парастас, и народ начали пропускать для прощания с батюшкой. Всю ночь у гроба читали Евангелия. Далеко не все успели прийти проститься. В 9 часов 30 минут начался благовест к поздней литургии. Первым прибыл епископ Гдовский Кирилл. В 12 часов началось отпевание, на которое вышло 60 священников и 20 диаконов; присутствовало огромное количество богомольцев.
23 декабря в 2 часа 15 минут гроб с останками батюшки был опущен в гробницу в нижнем храме- усыпальнице Пророка Илии и Царицы Феодоры.
•
Равноапостольный Николай, епископ Японский (+ 1912)
Высокопреосвященный Николай, в миру Иоанн Димитриевич Касаткин, родился 1 августа 1836 г. в селе Береза Вельского уезда Смоленской губ., где отец его, Димитрий Иванович, служил диаконом. Мать будущего святителя умерла, когда ему было пять лет. Многодетная семья диакона была очень бедной, но все же отрок Ваня был отдан учиться в Вельское духовное училище, а потом в Смоленскую Духовную семинарию. После блестящего окончания семинарии в 1856 г. он был принят на казенный счет в Петербургскую Духовную академию, где во время обучения проявил недюжинные способности. Когда Иоанн оканчивал академию, в нем обнаружилось призвание Божие — проповедовать православную веру в Японии, откуда русский консул направил просьбу в Святейший Синод (переданную в академию), чтобы прислали такого пастыря, «который мог быть полезным не только своей духовной деятельностью, но и учеными трудами и своей частной жизнью в состоянии был бы дать хорошее понятие о нашем духовенстве не только японцам, но и иностранцам».
Иоанн Касаткин подает прошение на имя ректора, епископа Нектария, о постриге в монашество и назначении его в русское консульство в Японию. 24 июня I860 г. в академическом храме Двенадцати апостолов он принял постриг с наречением ему имени Николай. В тот же месяц он был посвящен в иеромонаха и стал иноком-миссионером.
На место своего служения, в японский город Хагодате, молодой иеромонах выехал в июле. Во время своего долгого пути через Сибирь он встретил знаменитого святителя Церкви Русской — апостола Америки и Сибири, архиепископа Камчатского, Курильского и Алеутского Иннокентия (память его 31 марта), от миссионерского благодатного опыта которого он воспринял все необходимое, чтобы продолжить его апостольские подвиги «даже до края земли».
Сначала проповедь Евангелия в Японии казалась совершенно немыслимой. По словам самого о. Николая, «японцы смотрели на иностранцев как на зверей, а на христианство как на злодейскую Церковь, к
