поймешь.
— Пойму!
— Тогда ты поймешь, что шимпанзе не вернутся, ясно? — сказал Вильям. Он решил, что это настоящее злодейское хитроумие.
Но не учел сестрицыного упрямства.
— Еще как вернутся. Мы собираемся устроить чаепитие.
— Если они вернутся, их съедят волки! — рявкнул Вильям.
Мэри помрачнела. Но сдаваться она не собиралась.
— Всех не съедят!
— Еще как съедят! Всех до одного! И чайный сервиз тоже!
Раз уж ничем делу не поможешь, решил Вильям, пора бить из тяжелой артиллерии. Мэри до одури обожала чаепития.
— Ну и пожалуйста, — сказала Мэри. — Поставлю на стол тот сервиз, который мне не нравится.
И она ткнула пальцем в стопку желтых пластмассовых чашечек на дальнем конце стола.
Вильям онемел. А потом закричал:
— Это же я тебе подарил!
(Строго говоря, это была не совсем правда: мама купила сервиз накануне последнего дня рождения Мэри, о котором Вильям, как обычно, забыл. Вильям не выбирал этот сервиз, не упаковывал его, не платил за него, но, как полагала Мэри, мог это сделать.)
Он был глубоко уязвлен.
— Ну, это мой запасной парадный сервиз, — примирительно сказала Мэри. — Мне он почти нравится.
Она снова уселась за стол и принялась рвать на кусочки бумажные салфетки, чтобы приготовить из них угощение для чаепития.
Вильям взял папин стул и целых два гренка молча кипел. Когда он потянулся за третьим, то уголком глаза заметил на краю лужайки что-то маленькое и круглое. Цветочный горшок? Наверное, ночью его вынесло ветром из сарайчика. А почему он кажется таким знакомым? Ха! По спине пробежали приятные мурашки: Вильям вспомнил про ужей.
— Осторожно ходи по саду, ладно? — непринужденным тоном уронил он, протягивая руку к масленке. — Я хочу сказать, там, знаешь ли, не только волки. — И он, насвистывая, намазал гренок маслом.
— Почему не только волки? — с интересом спросила Мэри. — Ты же говоришь, шимпанзе там нет?
Вильям сосчитал до десяти. Нельзя позволять загонять себя в тупик.
— Там еще ужи. Не забудь про них, ладно?
— Какие еще ужи?
— Мои, конечно. Я вчера рассказывал про них миссис Эванс. Ты же видела, как мы разговаривали, правда? Ну вот. Ужи были в цветочном горшке в сарае, а когда дверь открыло ветром, они расползлись. Наверное, спрятались на лужайке.
— Сейчас же пойди и поймай их, — проговорила Мэри.
— Мне некогда. — Вильям поднялся. — Не волнуйся. Я думаю, что это ужи. На всякий случай возьму в школьной библиотеке справочник и погляжу. Но если они тебя укусят, обязательно скажи мне. Потому что если они тебя укусят, значит, они не это самое, в смысле, не ужи.
Когда Вильям в следующий раз проходил мимо двери, Мэри его уже поджидала.
— А что будет, если тебя укусит змея, которая не уж?
— Не знаю, Мэри. — Вильям нежно улыбнулся. — Ты мне все расскажешь. Ведь это ты будешь играть с ними в саду. — И он пошел складывать рюкзак.
— А волки едят змей? — спросила Мэри, когда он проходил мимо, чтобы забрать из кухни бутерброды.
— Только когда они съели всех остальных — шимпанзе, барашков и прочих, — небрежно бросил Вильям. — Ну ладно, мне пора. Передай мои горячие приветы Барашку и шимпанзе; вдруг с ними что-то случится, пока меня нет. И не забудь: мне нужно точно знать, что делают змеи, кого они кусают, где и как часто. Приятного чаепития, Мэри. До встречи после школы.
Но когда он оказался на остановке автобуса, чувство триумфа несколько померкло После школы опять нужно будет загонять волков, собирать змей, не пускать в сад шимпанзе. Это притворство на поверку оказалось службой с полной занятостью.
Все равно затраты оправдаются, думал Вильям, забираясь в автобус. Когда Барашек наконец получит свое, затраты оправдаются сполна.
Глава седьмая
Следующие несколько дней прошли для Вильяма как в тумане: дни были отданы планированию, вечера — тяжкому труду. А трудился Вильям не покладая рук: волков нужно было накормить, ужей — напоить, шимпанзе — приструнить, Мэри — напугать. Дело спорится, думал Вильям. Определенно спорится.
— Только посмотри, что сделал один волк, когда я загонял его сейчас в сарай, — сказал Вильям вечером во вторник. Он театрально поморщился, подтягивая левую штанину. Его нога, которая никогда не представляла собой особенно привлекательного зрелища, сейчас выглядела хуже обычного, потому что в школе ему подставил подножку здоровенный четвероклассник по кличке Бруствер. Мэри об этом, конечно, не знала.
— Только посмотри, какие следы от когтей! А видишь вмятины — там, где он меня куснул? — с упоением продолжал Вильям. — Конечно, он просто играл. Он не хотел сделать мне больно.
Мэри побелела.
— Просто играл, — пылко повторила она. — Это хороший волк.
— Это очень хороший волк. Они все такие. — Вильям опустил штанину и, довольный, удалился в свою комнату.
Однако на следующий день произошла странная история.
— Плохой Барашек! — воскликнула Мэри посреди завтрака. — Не смей кусать Тедди! Что это с тобой сегодня?
Вообще-то тревожиться тут было не о чем. Вот Вильям и не стал тревожиться, ни чуточки. И всю дорогу до школы только и делал, что ни чуточки об этом не тревожился.
— Гляди! — сказала Мэри, сунув Вильяму под нос руку, едва он вернулся домой после уроков.
Вильяму показалось, что рука совершенно целая. Он так и сказал и добавил, что у него полно дел и без тех, кто у него под носом руками машет, когда он только что вошел домой после школы, и что, если она будет так любезна отойти в сторону, он с удовольствием съест печенюшку.
— Барашек укусил меня! Меня! — трагическим тоном сказала Мэри.
Вильям зажмурился. Он попытался и уши зажмурить, но это было не так-то просто.
— А потом скушал Стивена! — Стивеном звали самого маленького плюшевого мишку в коллекции Мэри. — А когда я велела ему извиниться, он сказал — ну его, этого фофанистого Стивена, я хочу кушать!
— Фофанистого? — переспросил Вильям. Не удержался.
— Это он сказал, а не я, — с укором ответила Мэри.
В этот миг Вильяму было особенно приятно думать, что дело у него спорится. Представить себе, что все обстоит наоборот, было невыносимо.
И вообще эта затея оказалась тем еще спектаклем. Воображаемые подносы с сырым мясом, которое
