— Ничего?
— Я сказал, что Омар был моим соседом, но я совсем не знал его и понятия не имею, кто мог его убить, вот и все.
— Они спрашивали о твоей работе?
— Пока нет.
— Пока нет?
— Сейчас я должен явиться в commissariat de police и сделать заявление.
— Ты не должен ничего говорить о своей работе.
— Поверь мне, я ничего не скажу.
— Ты не должен ничего рассказывать о том, что видел прошлой ночью.
— Я тебе уже говорил я ничего не видел.
— Если они спросят, чем ты занимаешься…
— Буду говорить, что я писатель. Вот так. Теперь доволен?
— Если ты расскажешь что-нибудь еще, мы это узнаем. И тогда…
— Не надо мне угрожать. Я и сам не хочу светить, что работаю нелегально. Так что не волнуйся. Я не подведу.
— Я тебе не доверяю.
— У тебя нет выбора. Точно так же, как у меня нет выбора. Мне остается только доверять тебе… хотя я тоже тебе не верю. А теперь я могу получить свои деньги?
Он полез в карман и вручил мне конверт.
— Будешь молчать — все останется как есть.
— Звучит заманчиво.
— Омар был свинья. Он заслужил смерти.
Меня так и подмывало сказать: никто — даже омерзительный Омар — не заслуживает такого мрачного финала. Но я сдержался и промолчал.
— До завтра, — сказал я.
— Да, — буркнул Борода, — до завтра.
Комиссариат полиции Десятого округа находился на улице дю Луи Блан. Заурядное приземистое здание в три этажа, ничем не выделяющееся среди таких же безликих построек по обе стороны улицы. На входе дежурил офицер. Я сообщил, что приглашен инспектором Кутаром, и назвал себя. Офицер попросил меня присесть. Стулья были дешевые, пластиковые. Стены выкрашены в традиционный для учреждений бежевый цвет. Потолочные плиты пожелтели от сигаретного дыма. Повсюду были развешаны красочные плакаты, призывающие граждан быть бдительными при обнаружении забытых сумок в metro и не садиться за руль пьяными. В углу висел портрет Жака Ширака в рамке. Вскоре в дверь заглянул моложавый мужчина в рубашке с коротким рукавом и с выставленной на всеобщее обозрение кожаной кобурой.
— Мсье Рикс?
Я встал.
— Инспектор Леклерк, — представился коп.
Он провел меня вниз по лестнице. Мы оказались в просторном помещении изолятора временного содержания. На скамейке сидели двое мужчин в наручниках, прикованные к металлическому стержню. Я успел заметить, что дальнем конце длинной скамьи были свободные места, а решеткой камеры томился еще один задержанный.
— Хлопотный день? — спросил я у инспектора.
— Здесь всегда хлопот хватает, — ответил он.
Я проследовал за ним по коридору и вошел в тесный кабинет с двумя столами. Леклерк уселся за первый, отодвинул в сторону бумаги, закурил и объяснил, что готов принять от меня заявление. Он начал подробно расспрашивать, как я обнаружил труп Омара, и, естественно, задал вопрос (как до этого Кутар) о моих взаимоотношениях с соседом.
— Я встречал его время от времени в коридоре нашего дома, — диктовал я инспектору. — Периодически сталкивался с ним на улице и в quartier. Кроме этого у нас не было никаких контактов.
Закончив печатать, Леклерк зачитал вслух мое заявление и спросил, согласен ли я с изложенными в нем фактами. Когда я кивком головы подтвердил, что все так, он нажал кнопку на клавиатуре, и из стоявшего рядом принтера с жужжанием поползла распечатанная бумага.
— Пожалуйста, прочитайте, распишитесь и поставьте дату.
Когда я все это сделал, он сказал:
— Теперь нам нужно взять у вас отпечатки пальцев.
— Я полагал, меня вызвали только для того, чтобы сделать заявление.
— И взять отпечатки тоже.
Я что, подозреваемый? — едва не вырвалось у меня. Но я заранее знал ответ на этот вопрос, как знал и то, что отказ от процедуры снятия отпечатков наведет на мысль о моей виновности…
