Глава 10. ПРОДОЛЖЕНИЕ СТАРОЙ ИСТОРИИ КАПИТАНА КРОКУСА
а громадном щите у подъезда цирка была наклеена новая афиша. На фоне жёлтой пустыни Сахары у подножия пирамиды был изображён свирепый, растрёпанный лев, готовящийся броситься на Капитана как раз в тот момент, когда Капитан собирался кинуться на льва. Через всю пустыню тянулась надпись: «В первый раз! Один на один со львом!»
И это было, к сожалению, истинной правдой — из всей труппы Крокуса остался один-единственный пожилой лев Нерон…
На вечернем представлении Нерон старался изо всех сил. Рычал за семерых, махал лапами с проворством котёнка, гоняющегося за клубком, и суетился, перескакивая с тумбы на тумбу. Он понимал, что должен теперь поспевать за всех. Вообще львы гораздо умнее, чем это кажется большинству людей. Правда, и люди умнее, чем это кажется большинству львов…
В нужный момент, как было положено, лев кровожадно зарычал и сделал вид, что после многолетних колебаний решился наконец именно сегодня растерзать своего укротителя на глазах у публики. Капитан Крокус, как всегда, отпрянул назад и схватился за пистолет, но оттого ли, что ноги стали слушаться его хуже, чем двадцать лет назад, или просто от грусти, не оставлявшей его все последние дни, одна нога у него зацепилась за другую, и он с размаху шлёпнулся на спину.
Публика со стоном вздохнула в один голос от ужаса и замерла.
Пожарный, двадцать лет бессменно дежуривший у клетки наготове со шлангом в руках, прямо как статуя рухнул в обморок, загремев каской и не выпуская из рук бесполезного шланга, который перестали подключать к водопроводу восемнадцать лет назад.
И тут произошло непоправимое.
Лев одним прыжком подскочил к распростёртому на песке укротителю, который растерянно моргал, ещё не придя в себя. Лапа Нерона опустилась на плечо Капитана, слегка потормошила его. Потом лев с шумом обнюхал лицо Капитана и, далеко высунув толстый, шершавый язык, озабоченно начал облизывать ему левую щёку.
Капитан заморгал сильнее и, цепляясь за гриву льва, приподнялся и сел, потирая затылок. Один ус у него заносчиво продолжал торчать, а другой, облизанный львом, повис так, что вместе они показывали половину десятого.
Увидев, что Крокус пришёл в себя, лев обрадованно завилял хвостом, мурлыкнул и вприпрыжку кинулся в другой конец клетки. Подобрав там деревянный обруч, он притащил его и подал Капитану, напоминая, что теперь пора начинать прыгать…
Публика обрадовалась, захлопала и… захохотала. Это было непоправимо. С этой минуты Капитан Крокус перестал быть на волосок от гибели в глазах публики. Публика, которая каждый вечер ожидала, что львы вот-вот растерзают Капитана Крокуса, и за это согласна была платить деньги, теперь смеялась. Знаменитый номер перестал существовать.
Ранним утром, когда весь город спал, пришёл расклейщик афиш, зевая, обмакнул в ведро швабру и шлёпнул ею прямо посередине Сахары, задев и край пирамиды.
Когда бумага намокла, он полосами сорвал всю афишу так, что камни пирамиды, куски львиной шкуры и усы Капитана Крокуса безнадёжно перемешались в кучу с жёлтыми обрывками песчаной пустыни и синими лоскутами неба.
Затем на освободившееся место он наклеил новую разноцветную афишу, и последний след существования циркового аттракциона Капитана Крокуса исчез. В тот же день сам Капитан остановился перед витриной старьёвщика в переулке у Тараканьего рынка, задумчиво разглядывая сквозь пыльное стекло нечто очень похожее на небрежно набитое чучело самого Капитана.
Там красовался расправленный на деревянных плечиках расшитый капитанско-гусарский мундир. Из-под мундира высовывались клюквенного цвета штаны с золотым позументом, вливавшиеся мягкими складками в сверкающие голенища капитанских ботфорт.
Вся внешняя оболочка Капитана висела, уныло морщась за стеклом. А с улицы на неё смотрело желтоватое, сморщенное лицо Крокуса с усами, которые уже не показывали ничего, потому что перестали быть похожими на стрелки.
Дверной колокольчик взволнованно брякнул, будто хотел что-то сболтнуть, да прикусил язык. Из двери высунулась голова хозяина лавки.
Одним глазом он начал оглядывать весь переулок справа от двери, а другим всё, что было слева.
— Да, да, да, Капитан! Я просил вас заглянуть сюда на минутку. Мне кажется, что вы позабыли, совсем позабыли, что вы мне продали все ваши клетки. Оптом!.. Все, все! Э? — И обладатель двух бегающих глаз горестно вздохнул и стал так усиленно потирать руки, точно они все были измазаны липким тестом, от которого он силился избавиться.
Вид у него при этом был самый грустный, удручённый и жалобный. Уж такая у него была манера вести себя, когда он собирался кого-нибудь особенно подло обжулить.
«Удивительные глаза, — подумал Капитан. — Мало того, что они разного цвета, но они и действуют каждый на свой страх и риск. Точно два компаньона, которые разбегаются в разные стороны обделывать общие делишки».
— Однако, — с грустью продолжал хозяин, — говорят, одна из клеток у вас всё ещё занята! А я завтра пришлю рабочих грузить клетки. Я их уже продал.
Капитан Крокус очень удивился:
— Послушайте, хозяин, этой клетки я вам не продавал. Это же ясно. В ней живёт мой последний лев, старина Нерон!
— Все. Все. В расписке так и написано: все! — сказал хозяин. — Я пришлю рабочих! Освободите, да, освободите клетку из-под льва! — и захныкал на всякий случай.
Это было явное мошенничество. Неужели он написал такую глупую расписку? Капитан Крокус сурово нахмурил брови и, скрестив руки на груди, строго, осуждающе посмотрел в глаза хозяина. Но глаз не увидел. Один из них суетливо шарил по земле, будто иголку там потерял, а другой осматривал печную трубу на крыше высокого дома.
Чтоб заглянуть хоть в один глаз хозяина, нужно было либо лечь на землю, либо залезть на крышу.
— Вы получите все свои клетки, но Нерона я не позволю выбрасывать на улицу. Его клетку я не отдам, — твердо сказал Крокус и в то же мгновение с изумлением увидел, как оба компаньона — с крыши и с мостовой — оказались на своих местах и вдвоём уставились прямо в лицо Капитана, точно два самых обыкновенных хитрых глаза.
— Ох, тогда ведь я обращусь прямо в полицию, — простонал хозяин и, едва подавляя рыдание, добавил: — В суд!.. Да, да!.. За убытки! Расписка! Обязаны освободить!
— Будьте вы человеком, — укоризненно сказал Капитан. — Вы же знаете, что я не продавал вам этой клетки. И чего вы добиваетесь? Если я освобожу клетку от льва, то тем самым освобожу льва из клетки. Вы это соображаете? Что же будет дальше?
— Я купил у вас только тару. Упаковку! — плаксиво объяснил хозяин. — И вы обязаны мне её сдать пустой. А всё, что в ней было, вы обязаны убрать, вытряхнуть, высыпать, выгнать, выпустить — меня это не касается! Нет! Нет!.. И он нырнул обратно в лавку.
Капитан в бешенстве схватился за ручку двери. Привычно шевельнул усами и выпятил грудь. В последнее мгновение, когда он собирался открыть рывком дверь, войти и накричать и затопать ногами на хозяина, он увидел своё отражение в стекле. Взгляд у него, пожалуй, был довольно повелительный и грозный. Холодно-бестрепетный взгляд, от которого пятились львы, виновато начинали моргать крокодилы, конфузливо вилять хвостами леопарды, зайцы и морские свинки становились на задние лапки и замирали «смирно», а люди сторонились, снимали шапку и, улыбаясь, шаркали ножкой.
Взгляд был тот же. Но мундир укротителя висел рядом на вешалке. А без мундира взгляд почему-то
