аэропорта толпились и пришедшие встретить близких, уехавших на каникулы за границу. В накуренный холл аэропорта январский мороз загнал и элегантного, лет сорока пяти, человека с проглядывавшими из- под меховой «шведки» посеребренными висками. Это был господин Фриц Бюллер — резидент германского абвера в Нидерландах. В аэропорт его привела шифровка, полученная ночью из Берлина. В ней говорилось о необходимости встретить некоего Герхардта Вольмана…
Когда же к зданию аэропорта подрулил трехмоторный самолет немецкой гражданской авиакомпании «Люфтганза», то господин Бюллер без труда признал в одном из пассажиров, человеке небольшого роста в синем пальто, самого руководителя абвера.
В сопровождении своего наместника в Нидерландах адмирал Канарис ехал в комфортабельном «форде» по узкой асфальтовой дороге, по обеим сторонам которой, искрились, на солнце заснеженные дюны. Впервые за многие, месяцы он не испытывал неотступного, гнетущего чувства тревоги. Фюрер не только санкционировал его поездку в Британию, но и дал согласие сохранить этот вояж в строгом секрете от высших чинов министерства иностранных дел и службы безопасности рейха.
С наслаждением Канарис всматривался в своеобразный ландшафт, в мелькавшие по сторонам дороги ветряные мельницы, как по линейке выстроившиеся аккуратные сельские домики, видневшиеся вдали таинственные древние замки с красными кирпичными башнями и высокими черепичными крышами. И не раз все это возрождало в нем, казалось бы, давно забытые ощущения, испытанные в годы детства и отрочества при чтении сказок, приключенческих и исторических романов. За все время езды от Амстердама до Гааги Канарис не сказал своему спутнику ни слова, и только теперь, стараясь смягчить тон, он предупредил Бюллера:
— Вы, надеюсь, понимаете, что ни одна живая душа не должна знать о моем прибытии сюда. В том числе, — подчеркнул многозначительно начальник абвера, — и его превосходительство германский посланник граф Цех-Беркерсрод…
Еще раз он напомнил об этом Бюллеру, когда машина, плавно замедлив ход, притормозила у подъезда добротного особняка на улице Ян-де-Витт-Лаан.
Всего девять дней потребовалось Канарису в Гааге, чтобы обзавестись всеми необходимыми документами и превратиться из немца Герхардта Вольмана в голландца Георга де Винд… Эту метаморфозу Бюллер осуществил весьма ловко при помощи «Имперского немецкого сообщества», установившего через своего голландского агента Андриана Муссерта связь с некоторыми правительственными учреждениями, полицией и придворными королевы Вильгельмины. Многие лица, занимавшие видные посты в этом государстве, получали через Фрица Бюллера «за благотворную деятельность» крупные суммы денег и нередко, по рекомендации резидента абвера, от имени самого фюрера удостаивались высоких орденов третьей империи.
Георг де Винд в качестве коммерсанта известной антикварно-ювелирной фирмы «С. Дж. Филлипе», имевшей в Лондоне, на Нью-Бондстрит, 113, огромный магазин и представительство, на самолете авиакомпании «Бритиш Еуропен Айрвайс» благополучно прибыл в Великобританию и с Крайдонского аэровокзала в предместьях столицы, как обыкновенный смертный, уехал на первом же попавшемся такси.
Английским языком новоявленный голландский коммерсант владел неплохо. Назвав шоферу адрес, он стал с интересом озираться по сторонам. Это был один из немногих столичных городов мира, в который нога Вильгельма Канариса еще не ступала. Слякоть на тротуарах и дорогах, пронизывающая сырость в воздухе, непривычный запах гари, бесчисленное множество дымящих труб, проглядывавших сквозь густое марево тумана, окрашенного в желто-коричневые тона светом включенных днем и ночью автомобильных фар с желтыми фильтрами, убожество жилых домов в рабочем предместье, мрачность старинных зданий — все это не порождало приятных ощущений. Канарис морщился, порицая неведомо кого за доведенный до уродства урбанизм. Лабиринт ряда улиц, по которым проезжал таксомотор, напоминал ему кое-какие кварталы Нью-Йорка, но со столицей рейха ни малейшего сходства он не находил.
Остановился представитель антикварно-ювелирной фирмы «С. Дж. Филлипе» в роскошной квартире абверовского резидента по связи на Редклиф-гарденс, одной из респектабельных улиц лондонского района Челси. Получив ог резидента исчерпывающие сведения о положении дел с агентурой абвера, Канарис под вечер следующего дня отправился на такси на Кингс Кросс.
Недалеко от Каледонского базара, где днем среди моря палаток с хламом бродят любители старинных вещей, де Винд остановил такси. Дальше он предпочел идти пешком. Ничем не выделяясь среди прохожих, он направился вдоль высокого забора, из-за которого выглядывало старинное облезлое здание. Невольная усмешка скользнула по лицу человека, подходящим местом жительства для которого было именно подобное здание: это была Пентонвильская тюрьма.
Однако начальнику германского абвера пока не приходилось опасаться попасть в это заведение. Он прибыл в страну, против которой вел подрывную деятельность только в силу положения, занимаемого в третьем рейхе, но именно он не раз оказывал этому государству услуги и знал, что, несмотря ни на что, здесь продолжают возлагать на него весьма большие надежды.
Не доходя до Каледонской дороги, по-прежнему не оборачиваясь и не оглядываясь, словно всю жизнь прожил в этом районе, Вильгельм Канарис свернул в подъезд старинного дома. Здесь он встретился с одним из главных агентов абвера в Англии. Выслушав подробный доклад о деятельности группы, знакомствах и связях, начальник германской разведки рекомендовал уделить особое внимание соблюдению мер предосторожности, с этой целью внес ряд изменений в структуру и методы работы агентуры, потребовал регулярно отправлять в рейх четкую информацию.
В тот же вечер он вернулся в квартиру резидента по связи. И в следующие два дня голландский гость занимался тщательной проверкой различных звеньев абверовской сети. Некоторые группы он полностью реорганизовал, другие объединил, а две группы «законсервировал» до особого распоряжения.
На пятый день своего пребывания в Лондоне Канарис неожиданно для немецкого резидента по связи простился с ним и поехал в порт. Гостеприимный хозяин квартиры не знал, что в порту Канарис пересел в другую машину и отправился на Боу-стрит. Здесь для него уже была подготовлена квартира и его ожидал многообещающий агент с Вульвичекого арсенала мистер Перси Глейдинг...
Руководитель одного из отделов Интеллидженс сикрет сервис, разработавший внедрение английского инженера Глейдинга в шпионскую группу, работавшую на немцев в Вульвичском арсенале, был крайне удивлен, получив известие о пребывании в Лондоне человека, внешне очень схожего с начальником германского абвера…
Влиятельные лица, которым он немедленно доложил об этом, заподозрили очередную провокацию, сфабрикованную главой полиции безопасности Германии… Гейдрих слыл большим любителем и весьма искусным мастером подобных дел. Не раз уже он закидывал свои сети, и не раз ему удавалось провести англичан, выудить нужную «рыбку». Оттого теперь англичане действовали крайне осмотрительно. «Голландскому коммерсанту» от этого было, однако, не легче. Он проклинал на чем свет стоит медлительность своих партнеров, ради установления контакта с которым приехал в Лондон.
Лишь к исходу дня англичане разобрались. В сопровождении присланного на «роллс-ройсе» широко улыбавшегося, но не проронившего ни слова тощего джентльмена Канарис укатил в Кент — аристократический пригородный район столицы.
Перси Глейдинг, разумеется не был посвящен в планы своего шефа и не понимал, что немецкая и английская разведки ведут за его спиной сложную игру. Английский инженер был чем-то вроде футбольного мяча, который «соперничающие команды» все время пытались заслать друг другу в ворота…
Теперь «мяч» угодил в «ворота», но пока трудно было определить — в чьи… «Состязание» приостановилось: «инженер» Перси Рлейдинг на время был выключен из игры. Совещались «капитаны команд»…
Черный «роллс-ройс» с приспущенными шторками, проехав по аллее, окаймленной вековыми деревьями, доставил «голландского коммерсанта» и молчаливого англичанина к подъезду старинной виллы в Чартвэлле.
Статный дворецкий в яркой ливрее с позолоченной монограммой, поблескивавшей на груди, проводил гостей в громадный и угрюмый зал. Монограмма тотчас же привлекла внимание Канариса, он
