попытался ее расшифровать, чтобы установить, кто хозяин виллы, но тщетно. Буквы были настолько замысловато выполнены, что он не успел их распознать. Равнодушно рассматривая портреты, которыми сплошь были завешаны высокие стены зала, Канарис надеялся обнаружить знакомое по истории лицо и таким образом хотя бы приблизительно установить имя владельца виллы. Но чванливые физиономии герцогов и лордов, олицетворявшие многовековую фамильную историю, холодно смотрели на иноземца, и ни одна из них не дала ответа на отнюдь не праздный вопрос, волновавший главу германского абвера…
Англичане в свою очередь тщетно пытались угадать причину столь неожиданного приезда адмирала Канариса. Впрочем, они были недалеки от истины, оценивая этог визит как шаг отчаяния. Сам Вильгельм. Канарис считал свое путешествие «прыжком в прорубь за кислородом»…
Когда гость и неотступно следовавший за ним, молчаливый англичанин миновали середину зала, навстречу им вышел среднего роста человек с бледным холеным лицом и гладко прилизанными на пробор жидкими волосами.
Он приближался к гостю, сдержанно улыбаясь. Канарис сразу узнал в нем своего давнего знакомого, обаятельного «адвоката», который много лет назад в бруклинском полицейском участке Нью-Йорка предложил «бескорыстные» услуги польскому эмигранту Мойше Мейерберу.
Оба джентльмена, занимавшие почти равнозначные должности в разведывательных органах своих стран, весьма холодно обменялись поклонами и не торопясь прошли в небольшую гостиную. Молчаливый англичанин, что доставил сюда гостя, остался по ту сторону дверей, которые он тотчас же тихо закрыл.
Перед роскошным старинным камином с потрескивавшими в огне деревянными брикетами они опустились в кресла.
Два матерых разведчика, один из которых давно и безуспешно стремился к подобной встрече, а другой, упорно избегавший ее и неожиданно по доброй воле явившийся к тем, кто с полным основанием считал его своим пожизненным должником, теперь не могли найти общего языка.
С первой минуты встречи англичанин был шокирован вызывающе независимым тоном и поведением немецкого партнера. Канарис явно стремился вести разговор не только как равный с равным, но и с заметным превосходством. Он не хотел дать англичанину ни малейшего повода думать, что рискованное путешествие совершено им из-за безвыходности положения, создавшегося для него в рейхе. Напротив, он достаточно откровенно дал понять собеседнику, что англичане должны быть признательны ему за этот визит, цель которого — отвести смертельный удар, нависающий над Британией.
Без обиняков немец говорил о безусловном превосходстве вооруженных сил Германии и о том, что предотвратить грозящую Великобритании катастрофу чрезвычайными усилиями сможет только он — начальник абвера, хотя тоже до конца не уверен в успехе.
— Известно ли вам, сэр, — возразил холодным тоном оскорбленный англичанин, — что на протяжении всей своей истории Соединенное Королевство не знало поражений, чего никак нельзя сказать о Германии…
— Разумеется, известно, — снисходительно ответил гость. — Однако истории известно и то, что всякий раз после поражения Германия быстро вновь поднималась и вновь угрожала своей военной мощью!.. К тому же не всегда история повторяется, а поражения в конечном итоге чему-то учат… Для Великобритании, например, были времена, когда она твердо стояла на ногах и без особых усилий создавала угодную ей политическую погоду на континенте и далеко за его пределами. Она была, так сказать, «первой скрипкой», к которой остальные, хотели этого или не хотели, должны были прилаживаться… Теперь на авансцену неожиданно вышел «контрабас»! Его грубые, порою совсем не музыкальные аккорды все настойчивее и бесцеремоннее заглушают «скрипку». И надо признать, что уже теперь «скрипка» во многом подыгрывает «контрабасу»… Зрителям это совершенно очевидно…
— Позвольте, сэр, спросить: под «контрабасом» вы, по всей вероятности, имеете в виду Германию?
— Нет! — решительно возразил гость. — Только Адольфа Гитлера. И ни при каких обстоятельствах Германию.
— В таком случае, сэр, не слишком ли рано вы готовите сольную партию «контрабасу»?! Стратегическое положение Соединенного Королевства далеко не так шатко, как вы его представляете. И если продолжить ваше сравнение с музыкальными инструментами, то смею вас заверить, сэр, что именно «контрабасу» больше, чем кому-либо, грозит быть заглушенным «целым оркестром», который может быть очень быстро сколочен!..
— И на пост «дирижера» этого наскоро сколоченного «оркестра» придется призывать Кремль?! Не так ли?
— Будем надеяться, что не в качестве «дирижера»… Однако прежде всего оттуда исходит угроза для «контрабаса» и для Германии в целом!
— Впрочем, и для «скрипки» также…
— Это вопрос спорный… Во всяком случае, несомненно, что непосредственная и реальная угроза моей стране может возникнуть только после поражения Германии, — неохотно заметил англичанин. — Что касается военной мощи, которой Соединенное Королевство…
Договорить англичанин не успел. Настежь распахнулась дверь, и в гостиную энергичной походкой вошел человек с длинной сигарой, зажатой в углу рта толстыми губами, с большой головой и широким, свекольного цвета лицом. Его мощная, немного сутуловатая фигура, облаченная в черный, свободно сидящий костюм и плотно облегающую грудь полосатую жилетку, казалось, сразу заполнила собой все свободное пространство гостиной.
В упитанном и далеко не молодом англичанине немец узнал одного из лордов. Встреча с ним вполне устраивала его. Уже после нескольких фраз разговор принял более деловой характер.
— Несмотря на угрожающе растущую военную мощь Германии, — сказал немец, — ее нынешние правители могут оказаться недолговечными, но это отнюдь не означает, что еще до того, как они сойдут со сцены, эта всесокрушающая сила не обрушится на вашу страну…
Лицо лорда побагровело. Он с трудом сдержал гнев, вызванный грубоватой откровенностью немца, граничащей с попыткой шантажа. Однако, как это было ни прискорбно, предупреждение Канариса имело под собой почву, и лорд это понимал. Тем не менее он возразил:
— Нет! Образовать всемирную германскую империю, установить «новый порядок» путем насильственного подчинения немцам других народов нацизму не удастся! Затея господина Гитлера и его коллег нереальна и, несомненно, потерпит крах…
— Не исключено, — сухо ответил гость, — но прежде чем это произойдёт…
— Прежде чем это произойдет, — прервал его лорд, — ваши соотечественники должны понять, в, каком положении они могут оказаться…
Немец хладнокровно выслушал англичанина. Он и сам понимал всю беспочвенность планов фюрера «создать всемирную германскую империю», но с сожалением все больше приходил к заключению, что английские партнеры, на которых он собирался делать главную ставку, и впредь будут беспомощны перед лицом назревающих роковых событий. «Однако в своем бессилии, — подумал он, — они не хотят признаваться даже самим себе!» Немец посмотрел в раскрасневшееся лицо лорда и, не реагируя на его последние слова, произнесенные менторским тоном, спокойно спросил:
— Любопытно знать, задумываются ли достопочтенные джентльмены с Даунинг-стрит[30] о том, что при складывающейся обстановке победу может одержать третья сторона?
Англичане переглянулись, толстяк, извлек, изо рта сигару, насупился.
— Разделяю ваше опасение, — ответил он. — И вы это прекрасно знаете. Однако Россия сегодня способна, быть только угрозой, но не силой, могущей одержать победу. Я подчеркиваю: сегодня, но не завтра! Происходящие, там события свидетельствуют о внутренних противоречиях, основательно ослабляющих военную мощь.
— Каждый день там редеют ряды военных и партийных руководителей! — самодовольно отметил бывший 'адвокат'. — Немаловажное обстоятельство.
— Надо полагать, не без содействия извне, — многозначительно заметил немец. — Фактор тоже немаловажный, не правда ли?
