Отказать тому, кто с подошвенной бородавкой? Но его привёл главврач, потому что бородавочник обещал помочь отремонтировать больничную крышу. С потенцией проблемы у второго секретаря райкома партии соседнего района. А тут ещё тяжело раненого привезли с запиской от областного Папы: «Сделай, дорогой!» — как откажешь? И потом, отказывать времени и сил уйдёт больше, чем исцелить.
Но вот уже полночь, а очередь не уменьшилась, а даже увеличилась. И когда очередь видела, что я иду домой, — роптала. Исцелить за день я мог пятьдесят человек. Совсем без сна и перекусывая в процессе — семьдесят. В неделю получалось менее пятисот. А приезжали — пять тысяч, десять...
И в очереди стали умирать. Ведь не только и не сколько с бородавками приходили, а тяжелые, запущенные, безнадёжные больные. Совсем безнадёжные. Вот исцелил я ребёнка с лейкозом, другого, третьего — и со всей страны потянулись родители с детьми. А знаете, сколько у нас таких детей?
И если за день исцелялось десять детей, а умирало в очереди двадцать, что кричали мне матери умерших?
Да и самому... Работать по сто двадцать часов в неделю утомительно. Тупеешь. Хорошо хоть, что целительная мощь не иссякала, но сам я стал бледной тенью себя прежнего и понимал: витальные силы, не витальные, а меня в таком темпе надолго не хватит. Сгорю, как лампочка под перекалом.
По счастью, старшие товарищи позаботились о правильной организации труда и стали очередь регулировать. Только через регистратуру — раз, после предварительной консультации с другими врачами- специалистами районной поликлиники — два (ведь я дерматолог, что могу понимать в лимфомах, глаукомах и переломах) и после личного визирования у главврача или его заместителя по лечебной части — три.
Сразу стало легче. Работал я теперь на полторы ставки плюс шесть ночных дежурств, плюс два воскресных, никакого приёма вне больницы не полагалось (статья о нетрудовых доходах!), а если вдруг вызывали вне дежурства, то это шло как сверхурочные. Главный врач по поводу меня получал указания у первого секретаря райкома партии. И Папа, говорят, тоже регулировал очередь, но какими способами, я не вникал. Некогда было тратить время.
В общем, стало полегче. Мне организовали паёк, как маленькому номенклатурному работнику, даже лучше. Раз в неделю две бутылки чешского пива, три банки индийского кофе («если мало — только скажите»), килограмм гречки, килограмм колбасы из спеццеха, курицу или утку на выбор, подписку на Пушкина, Пикуля и Достоевского. К Новому году обещали видеомагнитофон.
Правда, около дома, где я жил, поначалу толпились страждущие, норовя получить исцеление на ходу, но какие-то дружинники (не из нашей Норушки) их быстро отвадили. Теперь они издали то жалобно причитали, поднимая детей повыше, то плевали мне вслед. Что ж делать.
В кабинете мне помогали две молоденькие медсестры, вели документацию, подавали мыло и полотенце и вообще «услуги оказывали такие... Поверишь, слёзы на глазах». Это из Гоголя, если кто вдруг подумал дурное.
А потом...
А потом перед больницей приземлился большой вертолёт. Десяток людей в бронежилетах, сферах, вооружённых автоматами, не встречая, впрочем, никакого сопротивления, заняли больницу, подхватили меня под белы руки, перевели в вертолёт — и прости-прощай, Лисья Норушка.
Собственно, до сих пор была присказка (радуйтесь, ведь она, присказка, могла обернуться романом страниц на девятьсот, с психологией, описанием природы, бытовыми подробностями и натуралистическими сценами. Может, ещё и обернётся).
Сказка началась только в вертолёте.
Я стал Государственной Тайной. И исцелял не сто человек, а пятьдесят, и не в день, а в год.
Представим, что одно государство способно предложить правящей верхушке другого государства активное долголетие, «лет до ста расти вам без старости». Или до ста пятидесяти. Альтернатива — болезнь Альцгеймера, рак кишечника, химиотерапия, агония и смерть. В обмен на столетнее здоровье — режим благоприятствования. Причём внешне это благоприятствование может никак не проявляться, напротив, риторические громы и показные молнии вполне уместны. И потом, государство можно определять разно. Это может быть целая страна, а может — группа ответственных товарищей (затем — господ). Режим благоприятствования для десятка-другого семей на одной чаше — и гарантия здоровья и активного долголетия для десятка семей иной стороны — на другой, чем не равновесие? Это одна возможность, а есть и другие.
В общем, приход и уход Меченого, воцарение Беспалого и последующие события произошли не без влияния фактора Щ, хотя сам Щ поначалу был не более, чем говорящим орудием.
Но только поначалу.
Известные соображения не позволяют пока вдаваться в подробности. Замечу лишь, что если сегодня золотовалютные резервы страны превышают пятьсот миллиардов долларов, а цена на нефть держится около ста пятнадцати долларов за баррель... Впрочем, умолкаю, умолкаю, умолкаю.
Но думаю, что когда-нибудь в центре Москвы поставят мне памятник из чистого золота.
