и произносит осторожненько: 'Если вы почитать хотите, то я могу вам машинописный вариант предложить'. — 'А есть?' — спрашиваю наивно. — 'Для вас — есть, — говорит. — Мне машинистка кусками перепечатывает, для работы над диссертацией'. — 'Кусками?' — 'Да там нет смысла все читать, замучаетесь. Он все подряд записывает, все мысли, которые в голове. Тоже вроде мании… Я куски отмечаю, а машинистка перепечатывает. Медленно, но иначе еще бы медленней выходило'. — 'И много обработали?' — 'Около двух папок… Почти все, то есть. Так как? Берите машинопись. А рукопись — пусть у меня полежит. Мне для диссертации может понадобиться, чтобы идентичность подтвердить. Годится?' — 'Не совсем, — говорю с лицемерным сочувствием. — Я вас понимаю, но должен изъять все. На время'.
Вижу — побледнел Василий Иванович. На лысине аж пот выступил. 'Это как же так?.. Вот как… У меня ж целый раздел в диссертации…'
Мне стало его жалко, говорю: 'Вы не расстраивайтесь раньше времени. Может, там ничего криминального и нет. Я же понимаю, что диссертация. Сам когда-то кандидатскую защищал'. — 'Да ну? Это, по каким же наукам? — спрашивает. А сам, вижу, злится, губы покусывает. — Если не секрет'. — 'Не секрет. По филологическим… Как кандидат кандидату обещаю. Почитаю — и верну. Если не все — то часть. Бред нам не нужен. А вы же по бреду, в основном, специализируетесь?' — 'А вы?' — огрызается психиатр.
Тут мне смешно стало. 'Да будет вам, — говорю. — У каждого своя служба'.
Запихиваю папки себе в портфель. Врач смотрит, будто я у него родных детей отнимаю. 'Эх, — думаю. — Ну что за работа у меня? Этот хоть людей лечит, пусть, в основном, и без пользы. А я? Действительно, бредом занимаюсь. Зато на службе Родине. Такие пироги. И куда деваться?'
Василий Иванович вдруг ни с того, ни с чего заулыбался. Суетиться начал. 'Может, чайку на дорожку? У нас тут повариха вкусные булочки печет. Для медперсонала. Пальчики оближете'.
'Ишь ты, шустрый какой, — думаю. — Чаи с тобой распивать — не рановато ли? Думаешь, уболтать меня, чтобы рукопись оставил? Вот завербую по полной программе, тогда угостишь чаем'. А вслух отвечаю: 'Спасибо за приглашение, да некогда мне. Времени мало. В следующий раз. Мне вот бы, что еще. Надо на больного взглянуть'. — 'На Сизоненко?.. Это без проблем. У них сейчас время прогулки. Выйдем на улицу, они там во дворе почти все, кому можно. На солнышке греются'.
Открываю дверь кабинета, чтобы выйти в коридор, и едва не сталкиваюсь лоб в лоб со здоровенным детиной в голубом халате. На носу у него такие круглые никелированные очки, знаете, 'а ля Ганди'? В общем, видок, как у натурального убийцы-маньяка из детективного ужастика. Я аж вздрогнул. 'Чего тебе, Петрухин?' — спрашивает Василий Иванович. 'Извините, я хотел узнать, — отвечает громила, а голос писклявый, девчачий. — Четвертую палату на прогулку выводить?' — 'Я же объяснял Марии Викторовне: четвертую отдельно после ужина, на полчасика'. — 'Извините, я не знал'.
И шустренько так — шмыг куда-то. И исчез. 'Кто это?' — интересуюсь. 'Старший санитар', — отвечает Василий Иванович. Но с такой интонацией, будто я очень глупый вопрос задал. Или странный. 'Да уж, — думаю. — С такими санитарами и у здорового человека психика поедет'.
Вышли на улицу, и врач показал мне невысокого худого мужчину с изнеможенным лицом. Тот стоял около чахлой березы и тоскливо смотрел на небо. А небо ясное, без единого облачка. Почему-то в память врезалось. 'Вот ваш 'писатель', Виталий Сизоненко. Будете общаться?' — спрашивает психиатр. Прикинул я, а дело уже к вечеру. Надо, думаю, сначала сочинение почитать. Никуда этот писака не денется. 'Нет, — говорю. — Может быть, в следующий раз'.
Дошли до ворот. Тут Василий Иванович берет меня за локоть осторожно: 'А можно спросить?' — 'Пожалуйста'. — 'Вам ведь на меня настучали?'
Я, конечно, сделал удивленное лицо, но с опозданием. Вопрос застал врасплох. Врач оказался проницательнее и хитрее, чем я предполагал. 'С чего вы выдумали?' — удивляюсь. 'Я ведь все-таки психиатр, а не терапевт общего профиля, — усмехается Василий Иванович. — Я даже догадываюсь, кто донес… Во-первых, могла машинистка. Все просит ей доплату сделать, ругается, что работы много, а тут я еще рукопись психа заставил перепечатывать… Я бы и не прочь ей доплачивать, да где ж деньги взять? У нас же не хозрасчет. Медперсонал копейки получает. Вот… А еще Петрухин мог стукнуть'. — 'Ему-то зачем?' — 'Уж больно любопытный. Я даже подумал…' — 'Чего подумали?'
Смотрит Василий Иванович на меня хитренько, щурится: 'Да так, ничего особенного'. — 'Не берите в голову, — советую. — На всех доносят. Считайте, что я к вам по собственной инициативе приезжал'.
Покосился он выразительно на мой портфель, спрашивает: 'Когда еще в гости ждать?' — 'Не знаю. Вот почитаю сочинения вашего романиста и решу. Может, и лично с ним переговорю'.
Но поговорить с Сизоненко мне так и не удалось. События приняли неожиданный поворот. Так, кажется, пишут в романах?
Юрий Константинович замолчал. Подошел к столу, налил в кружку из чайника воды.
— Наконец-то, — с подковыркой, после паузы, отозвался Михаил. — Добрались до поворота. А я думал — уже финиш.
— Сразу видно, Миша, что ты не ученый человек, — София посмотрела с неодобрением. — Детали и обстоятельства играют важную роль в изучении процесса или явления. Они создают полную картину. Я правильно размысливаю, Юрий Константинович?
— Правильно, София, — девушка нравилась старику все больше. — Не обращайте внимания на Мишку. Он всегда был торопыгой.
— Торопыга, от слова 'торопиться'. Поясняю специально для уважаемых филологов и ученых человеков, — Михаил не выдержал серьезного тона и засмеялся. — Деда, я готов слушать тебя хоть до утра, но я пока не улавливаю сути. Да и темнеет уже. Может, в дом зайдем?
— Подожди чуток. Сейчас зайдем. Я уже заканчиваю… Вот что дальше случилось. Дело происходило в пятницу. Вернулся я на работу. Папки с рукописью положил в сейф. А машинописный текст захватил с собой. Думаю, прочитаю за выходные на даче. Не терпелось мне от этого камня на душе избавиться. Или от горы с плеч. Не знаю, как лучше выразиться. В общем, беспокоила меня эта история. И угнетала.
— Камень с души и гора с плеч? — София оставалась в своем репертуаре. — Это посло-вИ-цы?
— Нет, София, это не пословицы. Это фразеологизмы, устойчивые выражения. Так вот, машинописный текст я отвез на дачу и здесь, — Юрий Константинович махнул рукой, — прочитал за выходные. Ничего криминального, антисоветского в этом тексте не содержалось. Утверждаю со всей ответственностью. Он на самом деле походил на фантастический роман. С одной стороны я обрадовался — не хотелось мне, чтобы Сизоненко продолжал по нашему ведомству числиться. С другой стороны — отпечатано было не все. Для полной очистки совести мне предстояло просмотреть, хотя бы выборочно, рукопись. Особого желания к этому занятию я не испытывал. Думаю: позвоню в понедельник Василию Ивановичу. Он весь текст читал. Поговорю с ним откровенно — если что подозрительное в рукописи есть, пусть признается, чтобы я зря время не тратил…
Приезжаю в понедельник на работу, звоню в больницу. Трубку берет медсестра. 'Не могу я вам позвать Василия Ивановича, — говорит. — Убили его'. Вот так.
София приоткрыла рот. Михаил наклонил голову и застыл. Рассеянное выражение сползло с лица молодого человека, сменившись озадаченным недоумением. Такого 'поворота' он явно не ожидал. Юрий Константинович усмехнулся про себя: 'Ах, молодежь! Дети фаст-культуры. Без трупов, погонь и стрелялок для них кино не кино, история не история. Ладно, будет вам еще все по полной программе'. И продолжил:
— Подробностей медсестра мне сообщать не стала. Мол, милиция запретила. Я тут же связываюсь с начальником райотдела. Выясняю детали. А они следующие. В субботу утром в палате обнаружили труп Сизоненко. Виталий был задушен… Далее медсестра позвонила домой Василию Ивановичу, ну, чтобы начальство в известность поставить. А жена говорит, что он дома не ночевал. Но с вечера предупредил о том, что на работе задержится. Уже ночью жена ему пыталась в кабинет дозвониться, но трубку никто не брал. Супруга решила, что он пьяный уснул. С нашим психиатром такое, оказывается, случалось: любил он медицинского спиртику, дармового, за воротник заложить. В смысле — тяпнуть… Ну, выпить, выпить. Особенно на выходные, когда руководство не беспокоит. И засыпал иногда после этого на диванчике в своем кабинете, да.
Переговорив с женой, медсестра пошла в кабинет к главврачу. А там на ключ закрыто. Сбегали на проходную за ключом. Открыли. И нашли Василия Ивановича. Только мертвого, а не пьяного. В кабинете полный разгром, все бумаги на полу разбросаны. Похоже, искали что-то… Тут уже персонал милицию
