моледы на мозг. Что-то нас еще ждет впереди?' А вслух произнес:
— Рассчитываешь просидеть здесь, как в норе, пока цивилизация сама собой разовьется и создаст тебе все блага? А ты только 'тела' аборигенов будешь менять? А пищу тебе кто будет добывать? Наши консервы закончатся. Вон, бери пример с Явала, он сегодня в первый раз рыбу поймал.
— Ему хорошо, он уже дикарем заделался. Только воняет сильно, — с иронией и, одновременно, со скрытой завистью процедил Каник.
— Не смей так рассуждать! — Адамат едва не выругался. — Скажи спасибо, что тебя никто не слышит, особенно Азаз. Ты что, хочешь, чтобы мы все передрались?
Каник насупился, но промолчал. Связываться с Явалом, новым клозом-дикарем, ему не хотелось.
Сифар первым из клозов, сразу после приземления, транспортировал свою моледу в пойманного поблизости аборигена, опасаясь, что его собственное 'тело' скоропалительно умрет от неизвестного недугам. Сам по себе процесс трансформации сознания дикаря прошел нормально. Но в целом операция привела к неожиданным последствиям.
Ранее, при создании бихронов и клозов, происходило лишь перемещение зародыша, с последующим воспроизводством, в новом 'теле', моледы. Никто не задумывался над тем, что получится, когда моледа покинет 'тело' навсегда. Случай с Сифаром стал первым. И произошло следующее.
Когда моледа переместилась из тела Сифара в тело дикаря, во время самой процедуры Сифар потерял сознание. Присутствовавшие при этом Адамат, Евона и Сара даже решили поначалу, что он сейчас умрет. Артериальное давление у Сифара резко упало, кожа похолодела, пульс почти перестал прощупываться. 'Похоже на летаргический сон', — заметила Евона. В таком состоянии Сифар находился около суток. А затем очнулся. И едва не сошел с ума.
Выяснилось, что моледа, покинув тело, тем самым освободила из-под контроля сознание бывшего хозяина тела, то есть Сифара, командира корабля. Он почти ничего не помнил из того, что случилось за те тридцать лет, пока его мозгом управляло сознание Яхаве. В мозгу Сифара сохранились лишь какие-то разрозненные воспоминания, которые Сифар ощущал, как сновиденья. Адамат и Евона изложили ему наскоро придуманную версию: будто бы Сифар подхватил на Радуе непонятную инфекцию, в результате чего едва не потерял полностью память. Сифар отказывался верить.
— Это бред. Тридцать лет прошло, а я ничего не помню?
Его вывели из корабля наружу. При виде первозданной природы Сифар едва снова не потерял сознание от ярких впечатлений и ощущений: на Планете почти вся природа давно была уничтожена, люди жили под специальным Куполом и дышали кондиционированным воздухом. Несколько часов Сифар бродил вокруг корабля, что-то бормоча под нос. Он явно находился не в себе. А потом у Сифара начался приступ лихорадки, и Евона отвела его в карантинный блок, где несчастный провел в полубреду несколько дней.
Что касается Явала (так Адамат-Яхаве решил назвать дикаря, в чье тело переместили моледу из тела Сифара), то поначалу он чувствовал себя в новой 'шкуре' не очень уютно, особенно, когда смотрелся в зеркало на корабле. Но освоился быстро. У 'перемещения' имелось очень важное преимущество — получив новое сознание, 'тело' сохраняло все старые, ранее полученные, навыки. Сознанию 'пришельца-клоза' надо было только научиться этим новым 'телом' управлять, не только контролируя сознание предыдущего хозяина, но и одновременно давая ему определенную свободу. Свободу на уровне ранее приобретенных инстинктов, привычек и навыков.
Вскоре выяснилось, что дикарь, в которого моледа переселилась из Сифара, умеет превосходно изготавливать всевозможные рыболовецкие снасти и ловить рыбу. А еще он с удовольствием употреблял в пищу различную мелкую живность, в изобилии шнырявшую по берегу, вроде жуков и тараканов. Точно также себя вели и бихроны-дикари. Те самые, которых Адамат и Евона создали по своему подобию еще на околоземной орбите, во время первых экспериментов по транспортировке моледы в тела дикарей.
Однажды, уже после посадки корабля на Радую, Адамат и его дикарь-бихрон, названный Азазом, стояли и разговаривали возле дерева. Неожиданно Азаз схватил с ветки жирную гусеницу и ловко закинул ее в рот. Адамата чуть не вытошнило.
— Ты чего? — с удивлением спросил Азаз, после того, как, не тратя время на разжевывание, проглотил добычу.
Адамат поднял указательный палец и, оправившись от шока, выдавил:
— Ты… сейчас… гусеницу съел.
Лицо Азаза вытянулось. Он осторожно приложил ладонь ко рту, пытаясь обнаружить следы трапезы, но на губах ничего не осталось.
— Шутишь?
— Да нет же, какие шутки! Схватил и тут же проглотил.
— Я не заметил, — растерянно проговорил Азаз. — Правда, не заметил. Как-то само собой получилось. Машинально.
Но склонностью к экзотической пище особенности клонов-дикарей не ограничивались. И Азаз, и Лили (дикарка, бихрон Евоны), и Явал не хотели умываться и чистить зубы. Нет, своим клонированным сознанием они понимали, что гигиену надо соблюдать. Но никакой потребности в исполнении данных процедур не испытывали.
— У них нет ощущения грязи, — поняла Евона после долгого разговора с Лили. — Сознанием, через зрение, они видят, что, например, рука грязная, но тактильно, через ощущения, не воспринимают это, как какое-то неудобство. И на запахи совсем по-другому реагируют. Ты знаешь, Адамат, нам трудно будет жить вместе.
— Я уже думал об этом. Нам нужно что-то предпринять, найти и выработать общую для всех модель поведения. Иначе начнется хаос.
Адамат пытался держаться бодро, но обмануть Евону даже не пытался. Она не только была очень умна и проницательна, но и прекрасно изучила все нюансы характера Адамата за тридцать лет почти непрерывного общения. Тем более, что все мужчины в экспедиции к концу полета превратились в клонов сознания одного и того же человека — Яхаве, и вели себя во многом одинаково. Вот и сейчас Евона чувствовала, что Адамат растерян. Но в то же время она знала, что он никогда не сдастся и не отступит перед препятствием — слишком много хронот Яхаве поставил на карту.
— Ты уже знаешь, что делать?
— Пока еще нет. Но я обязательно придумаю.
Именно после этого разговора с Евоной Адамат принял решение о посадке на Радую. Многократно побывав во всяких переделках, он понимал, что неразрешенная дилемма создает опасные иллюзии и ослабляет волю. Пока у членов экспедиции теплилась надежда вернуться на Планету, они сомневались и колебались. Совершив посадку, они отрезали себе путь к отступлению и могли теперь двигаться лишь вперед.
Но сам вектор движения еще только предстояло определить. Ситуация, в которой оказались колонисты, напоминала задачу со многими неизвестными. И это неизвестное постоянно множилось в силу того, что никто не представлял до конца механизм функционирования моледы. Случай с Сифаром, к которому вдруг вернулось 'родное' сознание, поставил Адамата в тупик. Он догадывался, что совершил какой-то промах, но еще не понимал, в чем этот промах заключался.
— Может, лучше Сифара убить? — спросил он у Евоны. — Я боюсь, как бы он чего не натворил. Мы ведь тут вокруг все свои, а он — чужой.
Евона замялась:
— Я бы подождала. Нет, мне не жалко… Но хотелось бы его толком обследовать, изучить все последствия. Нам этот опыт наверняка пригодится. Ведь тела остальных членов экспедиции тоже изнашиваются, и со временем потребуется проводить новые трансформации.
— Ладно, — согласился Адамат. — Изучить действительно не мешает. Но надо быть внимательными и осторожными.
Евона зашла в карантинный отсек, где находился Сифар. При виде медсестры он сел на койке, опустив ноги на пол, но ничего не сказал. Только угрюмо смотрел в сторону.
