— Но мне неудобно о таком рассказывать. Это столь постыдные вещи…
— Для расследования не существует вещей, о которых можно умалчивать. Моя задача — выяснить все обстоятельства в их полноте. Иначе я не могу вынести справедливого решения. А будешь запираться — применю допрос с пристрастием.
Алькад бросил выразительный взгляд на дыбу и нахмурил брови.
— Но, сеньор алькад… — Летиция смущенно покосилась в сторону писца, увлеченно скрипящего гусиным пером по бумаге.
— Впрочем, я понимаю твою стыдливость… — судья сделал паузу и тоже посмотрел на писца. Тот оторвал взгляд от бумаги и вопросительно уставился на алькада. В наступившей тишине громко щелкнуло в камине горящее полено.
Алькад сделал повелительный жест рукой.
— Сходи-ка на обед, братец. Можешь не торопиться. А я пока побеседую по душам с заблудшей овечкой.
Дождавшись, когда писец покинул комнату, Алькад вылез из-за стола и подошел к Летиции. Несколько секунд внимательно рассматривал девушку, облизывая губы, затем, как бы невзначай, положил ей на обнаженное предплечье потную руку:
— Я могу поверить в то, что ты — добрая девушка, и применила насилие к своему хозяину, пытаясь защититься от унижения и побоев. Но ты должна быть откровенной и послушной передо мной… Жаль, что нет свидетелей, на которых ты могла бы сослаться в свою защиту… А что сын Риверы, Каетано? Может быть, он бы смог подтвердить твои слова?
— Каетано ничего не знает, — торопливо произнесла Летиция. — Это очень набожный юноша, который все свободное время уделял молитвам. А за несколько дней до того, как все произошло, он покинул дом, сказав, что решил посвятить себя служению Богу.
— Что это значит? — алькад приподнял брови.
— Отправился в монастырь.
— В какой именно?
— Я не знаю, ваша милость. Наверное, он сказал об этом отцу.
— Жаль, жаль, — пробормотал алькад, тяжело дыша и прижимаясь к боку Летиции гульфиком. Рука его, как бы между делом, уже забралась в разрез платья и тискала грудь девушки. — Мне придется доверять лишь твоим показаниям. А как удостовериться?.. Вот, вижу, что есть синяки… Говоришь, Ривера принуждал тебя к различным развратным утехам? Покажи, как это происходило. Мне необходимо занести все в протокол.
— Я готова показать, сеньор, если вы настаиваете, — хрипло прошептала Летиция, изображая слабое сопротивление. — Но угодно ли это Богу?
— Не беспокойся. Все процедуры, которые я исполняю, установлены королевским эдиктом с благословления церкви. Идем к дыбе…
— К дыбе? — испуганно спросила Летиция. — Но за что, ваша милость? Я и так во всем готова честно признаться.
— Не бойся, дурочка, — судья усмехнулся. — Я ж тебя пытать не собираюсь. Там удобнее…
Так Летиция уже на первом допросе убедилась в том, что за личиной благодушия и благости алькада скрывалась низменная и похотливая сущность развратного самца. Обстоятельства убийства Риверы судью в дальнейшем интересовали мало. Тем более что свидетелей произошедшего действительно не было, и все оставалось на усмотрение алькада. А вот что его привлекало, так это молодое тело Летиции, которым он хотел пользоваться как можно дольше. Почти каждый день алькад вызывал девушку на допрос, а та применяла все свои немалые женские чары и навыки, чтобы ублажить плоть похотливого старика.
Отдаваясь алькаду и изображая из себя невинную простушку, Летиция всеми силами старалась снять подозрения с Каетано. И это ей удалось. Но вот спасти свою жизнь Летиция не могла, потому что изначально не имела для этого шансов. Она понимала, что в отсутствие свидетелей защиты ее все равно казнят. Это было лишь вопросом времени.
Летиция страстно хотела лишь одного — успеть родить до казни. Она боялась, что алькад, по мере развития беременности, утратит свой 'естественный' интерес и завершит следствие, послав ее на смерть. Но, к счастью для Летиции, судья оказался извращенцем, получавшим удовольствия от сексуального насилия над беременной женщиной, послушно исполняющей его развратные фантазии. Так минуло почти полгода. И наступил день, когда Летиция почувствовала — срок приближается.
Незадолго перед этим ход событий подтолкнул и сам алькад. Как-то вечерком, отпустив писца, судья заставил Летицию встать на корточки и вволю удовлетворил свою плоть. Затем, отдуваясь и пристегивая к штанам гульфик, произнес виноватым голосом:
— Я вчера из Толедо вернулся. Верховный алькад недовольство выказал, что твое дело долго рассматривается. Потребовал, чтобы я принял решение. Понимаешь?
Летиция подняла глаза, но судья смотрел в сторону.
— Управитель Аревало тоже недавно интересовался. Почему, мол, убийцу достопочтимого Диего Риверы до сих пор не приговорили к примерному наказанию? Народ в селении возмущается. Мол, если все пришлые девицы будут безнаказанно убивать порядочных людей… Свидетелей защиты у тебя нет…
— Я понимаю, — ответила Летиция, оправляя подол. — Я давно готова к своей участи. У меня лишь одна просьба, ваша милость. Дозвольте мне разродиться до казни, чтобы оставить после себя ребенка. Я чувствую, что совсем немного осталось. Разве невинный младенец, которого я ношу в своем чреве, виновен в моем прегрешении? Разве он заслуживает казни вместе со мной?
Алькад с недовольным видом почесал клочковатую бороденку:
— Даже не знаю. Я и так к тебе был чересчур великодушен.
— Я понимаю это, сеньор, и премного вам благодарна. Я смогу дополнительно отблагодарить вас. Только помогите мне еще…
…Летиция проснулась от петушиного крика и, не открывая глаз, долго лежала на соломе, прислушиваясь к жизни, шевелившейся внутри ее тела. Рядом стонала воровка, пойманная накануне на краже вещей из дома купца. По мнению алькада у воровки был сообщник, и вчера вечером ее жестоко избили кнутом, требуя назвать имя. Почти всю ночь она пролежала в беспамятстве и лишь к утру начала приходить в себя.
Летиция осторожно, стараясь не совершать резких движений, поднялась, подошла к стонущей женщине и протянула ей кружку с водой. Та сделала несколько глотков и что-то пробормотала по-цыгански. Летиция знала цыганский язык, как и много других языков, на которых разговаривало население Испании, но промолчала. Поддерживать разговор не хотелось. Отошла в свой угол и присела на солому, вытянув ноги.
Она ждала гостя. Вернее, гостью. Алькад пообещал, что вызовет эту женщину на допрос, как свидетеля. А потом устроит ей свидание с Летицией. Алькаду, разумеется, нельзя было доверять. Но Летиция знала, как поймать его на крючок. Ей ли, познавшей тысячелетия, не раскусить этого жалкого сластолюбца?
Она сделает все, как надо. Раз уж судьба распорядилась так, что она влюбилась в смертного человека и соблазнила его, она исполнит свой долг перед ним. Перед ним — милым славным мальчиком Каетано…
Дом отца Григория (продолжение)
…Услышав сквозь сон петушиный крик, София подумала, что еще очень рано. Поворочалась на кровати и, натянув простыню на голову, решила снова заснуть, чтобы доглядеть сон. Она по опыту знала, что если сразу заснуть, то сон может вернуться. А ей хотелось его доглядеть: сон хотя и был страшноватый, но затягивал в подсознание тягучей, парализующей волю, неотвратимостью. Такое же ощущение она испытывала в детстве перед закрытой дверью в подвал дедушкиного дома. Страшно, но и любопытно так, что мочи нет. И хочется открыть дверь, интуитивно догадываясь, что бояться, в общем-то, нечего… Еще
