эмоциональном явлении», а о «способности», функции языка выражать оценочное, личностное отношение к той или иной информации.
78
Балли употребляет термины «субъективное», «эмоциональное», «аффективное» недифференцированно.
79
Сходные мысли выказывал С. Карцевский, определявший диалог, как свое образную «дуэль» между говорящим и слушающим [Karcevsky 1941].
80
Пражский лингвистический кружок. М., 1967. C. 24 – 25.
81
«Чаще всего наша мысль складывается одновременно из логической
82
«Не отвергая основной идеи Балли, мы все же спрашиваем себя: не преувеличивает ли он в пылу прозелитизма?» [Meillet 1913: 182].
83
Еще в одной из своих ранних статей Сеше писал, что в самом языке интеллектуальное и аффективное тесно между собой связаны, и их разграничение представляет собой научную абстракцию [Sechehaye 1908b: 168].
84
Можно отметить противоречие в рассуждениях Балли: с одной стороны, в рамках соссюровской дихотомии «язык» – «речь» «аффективный язык» занимает периферийную область по отношению к «языку», а с другой стороны, – Балли настаивает на примате аффективного фактора в речи.
85
Отражательный характер эмоций и чувств убедительно показывает, в частности, Г. Х. Шингаров, основываясь на данных таких наук, как нейрофизиология, психология, кибернетика и др. [Шингаров 1971].
86
«Сама мысль и ее языковая форма, – писал Г. Клаус, – обладают субъективным аспектом, и этот субъективный аспект находится в связи с эмоциями индивида, который порождает мысль и объективирует ее с помощью определенных языковых средств. Эти эмоции выражают отношение индивида к окружающей его среде, его потребности, желания и т. д. ...Эти эмоции, безусловно, оказывают сильное влияние на мышление и язык – а именно не только на мышления и язык индивида, но и на социальные группы и слои» [Клаус 1967: 120].
87
В статье, посвященной Женевской школе, А. Сеше делает замечание, что статьи Балли из сборника «Язык и жизнь» могли бы послужить предисловием к «Французской стилистике» и ко всем смежным работам автора [Sechehaye 1927: 220].
88
В то же время материалы рукописного научного фонда Балли, хранящегося в библиотеке Женевского университета, свидетельствуют о том, что Балли колебался относительно корректности этого термина. В письме от 27 июня 1915 г. своей русской студентке Аполлинарии Соловьевой, учившейся в Женевском университете в 1914 – 1915 гг., Балли высказывает сомнение по поводу целесообразности употребления термина «стилистика». «Лучше избегать термина “стилистика”, поскольку он не вполне ясен, особенно в вашем языке. Лучше просто говорить об изучении разговорного аффективного языка. Я иногда склоняюсь к мысли ввести термин “биолингвистика” (bios “жизнь”), исходя из того, что разговорный аффективный язык по своей природе тесно связан с реальной жизнью. Преимущество этого слова в том, что оно может употребляться как существительное и как прилагательное (биолингвистика, биолингвистические исследования). Я испытываю колебания относительно того, какой из двух терминов может быть признан более удачным» [Frýba-Reber 2001: 126].
89
BSL. 1909 – 1910. Т. XVI. Р. CXVIII.
90
Сам Балли не изучает звуки под стилистическим углом зрения. Стилистическое исследование звуковой стороны языка получило развитие в оригинальной работе П. Леона [Léon 1971].
91
А. Мейер приписывал все более заметные и глубокие сходства между европейскими языками независимо от их исторических связей умонастроению, которое он называл «чувством единства цивилизации» [Meillet 1926: 156].
92
Ср. также мнение А. В. Федорова: «Не преувеличивая той роли, которую Ш. Балли отводит понятию общности “европейского психического склада” ... все же нельзя не считаться с этим фактором» [Федоров 1965: 150].
93
А. Бине (1857 – 1911) является одним из видных представителей детской психологии, экспериментальной психологии и психологии мышления. Придерживаясь первоначально постулатов ассоциативной психологии, Бине в дальнейшем отверг их и выдвинул положение о безобразности мышления, считая процесс мышления оперированием общими схемами решения жизненно важных ситуаций [Binet 1922: 306 – 307].
94
Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990. C. 405.
95
На этот факт указывает В. Вартбург [Wartburg 1963: 214].
96
Ш. Балли понимал «монорему» в более широком смысле: не только как высказывание с одним артикулируемым членом, но и как любое сложное выражение, в котором имеется только «новое» (повод), а «тему» приходится восполнять [Балли 1955: 62].
97
Ср. высказывание по этому поводу А. Мейе: «Одночленные фразы – нормальная вещь, и, несомненно, именно с них начинался язык. Лингвисты, занимающиеся теорией фразы, давно это подметили» (имеются в виду Шухардт и Вегенер. –
98
Ср. точку зрения современной психологии: «В дошкольном возрасте постепенно происходит переход от
99
Атрибутивные предложения предикативным противопоставлял В. Вундрт [Wundt 1912].
100
Сеше считает атрибутивные и предикативные формы условными по своей природе, ибо они организуются, по его мнению, только волей говорящих. Тем самым он подчиняет логику языка воле говорящего.
101
Человеческая речь, по мнению В. Вундта, представляет собой непосредственное развитие тех звуков, которые издает животное и которые обусловлены физиологическим или физическим состоянием последнего. В применении к человеку эта обусловленность трактуется как аффективная [Wundt 1912]. Человеческая речь, по Шухардту, возникла как «волевое проявление чувственных впечатлений», затем развивается логический аспект языка [Шухардт 1950: 238].
102
Ср. с мнением Г. Аммана, который полагал, что важнейшую роль в переходе однословных предложений в многочленные играет динамическое «напряжение», связывающее два первоначально самостоятельных элемента (
103
Точка зрения о существовании генетической связи между сочинением и подчинением является весьма распространенной. «Большинство писавших по этому вопросу, – отмечает М. Зандман, – считали, что сочинение более древнее, чем подчинение, и что последнее постепенно развилось из первого... Общеизвестно, что детский язык и синтаксис наиболее древних средневековых языков отдают предпочтение сочинительным конструкциям по сравнению с подчинительными» [Sandman 1950: 25, 26]. Сам Зандман придерживался противоположной точки зрения. В. Вундт считал, например, что все примитивные языки проходят вначале стадию словесного соположения, соответствующую соположению представлений [Wundt 1912: 298]. Позднее Э. Лерх писал: «Формы подчинения всегда были новые, чем формы сочинения... Подобно детскому языку и всем примитивным языкам, старофранцузский язык также предпочитал соположение фраз их относительному подчинению» [Lerch 1925: 43].
104
Опора на факты детской речи при исследованиях генетического аспекта языка восходит к Штейнталю, который высоко оценивал такой подход для выяснения вопросов о возникновении и развитии языка у людей. Вундт, придававший большое значение детскому языку для историко-генетических исследований, в то же время предостерегал от увлечений в этом плане, так как дети усваивают готовый язык со слов их окружающих. Сама идея обращения к детскому языку встречается у Кондильяка и у главы идеологов Дестутта де Траси.
105
А. А. Потебня предикативным членом считал только какое-либо имя в именительном падеже, а имя в творительном падеже он называл дополнением [Потебня 1958: 111 – 112, 120].
106
Вопрос о соотношении сочинения и подчинения получил оригинальное развитие в работах другого представителя Женевской школы – С. Карцевского. Не отрицая разграничения сложносочиненных и сложноподчиненных предложений,
