несерьезно.
Мне сразу стало ясно, что надо выбирать между Фрименом и вами. Но тут даже и о выборе особо говорить не приходится: издатель работает с языком как редактор и как коммерсант, типограф же подходит с технической стороны. А ведь вы были не просто типографом, вы — профессиональный макетчик, мастер высочайшего класса, для которого обязательно хорошее знание типографского дела и искусства печати. Я нимало не сомневался, что последовательность подарков, построенная на финикийском алфавите, указывала именно на вас, мистер Крейг, как на дарителя и убийцу Джона.
— Понятно, — задумчиво сказал старик. — И вы этому не поверили.
— Нет, поскольку я был абсолютно уверен, что никому не придет в голову строить такую изощренную систему подсказок, чтобы с их помощью изобличить себя самого. Поэтому я решил не называть ваше имя ни полиции, ни Джону, ни гостям. Если вас кто-то подставлял под удар, я не собирался подыгрывать истинному преступнику.
— Главный вопрос, — продолжил Эллери, — вопрос, который встал передо мною в ту январскую ночь тридцатого года, и после, все двадцать семь с лишним лет, время от времени мучил меня, был такой: кто же подставлял вас, мистер Крейг?
Старик покосился на него сквозь табачный дым.
— А теперь вы это знаете, да?
Эллери кивнул.
— А теперь я знаю.
…Продолжение и окончание
— Я знаю, — продолжил Эллери, — поскольку мне достаточно было лишь обобщить те три улики, которые в то Крещенье, много лет назад, я так и не сумел осмыслить до конца.
— Первая из них — это группа непонятных рисуночков. Помните, на обратной стороне нескольких белых карточек, на которых были напечатаны стишки, тот, кто сочинил их и напечатал, карандашом набросал довольно схематичные рисунки? Они были не на каждой карточке — всего на четырех из двенадцати. Сам их случайный характер указывал на то, что появились они скорее неосознанно, чем сознательно. Как будто, задумавшись над этими карточками, автор поигрывал карандашом — словом, чертил машинально, думая совсем о другом. В таком случае, рисунки приобретают значение, указывая на бессознательное «я» того, кто сочинял, печатал, подставлял другого, рисовал и убивал — в противоположность стихам и прочим творениям его сознательного «я». К сожалению, рисунки мне ничего не сказали. Они просто показались мне упрощенными изображениями тех предметов, к которым относились стихи, напечатанные на карточках.
Старик слушал внимательно, даже критически.
— Да? — сказал он. — Продолжайте, мистер Куин.
Эллери вынул из кармана листок бумаги и развернул его.
— Я намедни срисовал это с оригиналов, мистер Крейг. Вероятно, это освежит вашу память. — Он наклонился, протягивая листок. — Посмотрите на них.
Лапа схватила бумагу. На ней было следующее:
— Тогда мы все сочли, что наброски изображают предметы, — сказал Эллери. — На карточке, знакомящей нас с волом, домом и верблюдом, на обратной стороне было нацарапано «OX», а также домик с острой крышей, пятью окнами и дверью, и самая характерная черта верблюда — его горбы. На карточке, где говорилось о заборе, был рисунок, похожий на забор. На карточке, упоминавшей руку и ладонь — кстати, это самая интересная карточка, — на обороте имелось нечто вроде трафаретного изображения руки, состоящей из пяти растопыренных пальцев и крестика на том месте, где должна быть ладонь. А на карточке с водой и рыбкой на обратной стороне была волнистая линия, которая могла обозначать только воду, и крайне упрощенное изображение рыбы. Узнал ли я из этих рисунков что-нибудь о том, кто их нацарапал? — Эллери покачал головой. — Всего тридцать шесть часов назад, не раньше. А вам, мистер Крег, что они говорят об авторе?
Старик в изумлении смотрел на рисунки.
— Невероятно! — воскликнул он. — Я только сейчас заметил.
— Да, подсознание — штука коварная. — Эллери кивнул. — Автор оригиналов этих картинок чертил их сознательно, хотя и не очень задумываясь, как и изображения предметов, о которых говорилось на карточках, но бессознательная техника рисунка выдавала его с головой. Доказательством того, что делалось это не вполне осознанно, служит тот факт, что он позволил себе пустить карточки с рисунками в дело. Если бы он только дал себе труд подумать, что они могут его выдать, ему оставалось бы только порвать их и напечатать новые, с чистой оборотной стороной.
И что же это за бессознательная техника, которая выдавала его и которую я обнаружил только двадцать семь лет спустя? — сказал Эллери. — Да всего лишь то, что каждый элемент этих рисунков — каждый кружок, квадрат, линия, точка, крестик — полностью входит в определенную систему знаков, используемую на конкретном этапе издательской и полиграфической работы — вычитывании корректур. Если при прочтении рукописи или гранок корректор обнаруживает в тексте цифру или число, которое, по его мнению, следует напечатать буквами, он ставит на полях маленькое «o» — как кодовое обозначение «набрать буквами». Если корректор увидит в гранках неполно или плохо пропечатанные литеры, он ставит на полях маленькое «x», и наборщик знает, что ему следует искать. Отсюда «o» и «x» в «ОX».
Само по себе это могло быть просто совпадение. Но взгляните на «дом». Он состоит из семи элементов. Пять из них — маленькие квадратики; а это корректорский знак, обозначающий «круглую шпацию» или «отступить один знак». Закорючка, похожая на дверь, — это корректорский знак «далее в указанном направлении». Перевернутая галочка — это знак вставки. Две таких галочки рядом — так автор изобразил верблюжьи горбы — это два знака вставки подряд.
Изображение забора? Оно состоит из вертикальных и коротких горизонтальных линий. Вертикальная черта имеет по меньшей мере два конкретных значения для корректора и наборщика, горизонтальные же, разумеется, просто обозначают дефисы.
Точки, составляющие пальцы «руки». Точками над словами корректор обозначает «сохранить вычеркнутые мною слова», обычно в добавление к ним на полях пишут «отмена». X на месте ладони — еще одно обозначение дефекта печати.
Волнистая линия «воды»? Этот знак под текстом означает «набрать жирным шрифтом». А изображение, похожее на рыбу, — один из нескольких способов передать команду «изъять».
Там, где каждый без исключения элемент является частью знакового языка корректора, и сомнений быть не может, что тот, кто рассеянно рисовал картинки, чрезвычайно хорошо знает этот язык, настолько хорошо, что пользуется им безотчетно. Согласны, мистер Крейг?
— Абсолютно. — Старик слушал как завороженный.
— Такова была запоздалая отгадка номер один. — Эллери закурил новую сигарету. — Не менее интересен и номер два.
Как вы помните, ключевые слова в стихах были напечатаны вразрядку. Например, слово «дом» было напечатано не «дом», а «д-пробел-о-пробел-м». Да, я сразу понял, что это означает. Я в первый же вечер заметил, что это делается для выделения слова в ряду других слов в стихах. Но вот что я понял только вчера — такой метод выделения слова оказывается еще одной бессознательной подсказкой со стороны автора.
Ведь что сделает обычный человек, если захочет выделить напечатанное на машинке слово? Он
