— Какие детали ты имеешь в виду? По-моему, я рассказала абсолютно все.
— Ты уже несколько раз упомянула мертвых нотариусов. Почему во множественном числе? Ведь убили только Липкина.
— Ой, ну конечно, — спохватилась Настя. — Я же не сказала, что Силина, которая передала мне пакет с письмом и документами на недвижимость, умерла. Но только ее не убили.
— Откуда ты знаешь? — остро взглянул на нее Крутов.
— Мне ее сын сказал. Я ведь сначала с ней хотела всю эту историю с наследством обсудить. Позвонила — и вот такая печальная весть. К Липкину я уже потом решила обратиться.
— Почему именно в такой последовательности?
— Мне Силина показалась более деловитой, решительной и открытой. К тому же она Пчелку знала много лет. Насколько я поняла, Силина и завещание помогала составлять.
— То, которое зачитывал Липкин?
— Да, конечно. Ведь пакет, хранившийся у Маргариты Платоновны, — это, по сути, папка с документами. Если не считать письма.
— Дай мне потом это письмо прочитать.
— Ладно, чего уж там, дам. Думаешь, в тексте обнаружится что-то полезное для расследования?
— Вполне возможно. Зачем-то же твоя прабабушка устроила все эти сложности с завещанием. Хотя я думаю, что она просто перестраховывалась. Ведь наследство оказалось огромным, и она не хотела доверять всю информацию одному человеку. Как думаешь, эта Силина, нотариус, могла знать о содержимом пакета?
— Понятия не имею. Ты ее в чем-то подозреваешь?
— Да нет, с чего бы мне ее подозревать? Я ведь еще даже не приступал к расследованию. Сделаем так — сейчас спать. Дверь в квартире твоей прабабушки надежная?
— Как в швейцарском банке. Охрана внизу, есть сигнализация.
— Отлично. Никого не впускаешь. Рано утром я за тобой заеду — отправимся обследовать твою жилплощадь. У тебя вообще какие планы?
— Ювелир, потом на дачу, там тетя Зина будет ждать. Как ты думаешь, это не опасно?
— Для тебя сейчас все опасно. Ну, так что вы там напланировали с тетей Зиной?
— Хотели за городом переночевать, а на следующий день утром вернуться.
— Одну я тебя не отпущу, ясно? И ни при каких обстоятельствах без согласования со мной планы не менять — это приказ. Любое изменение маршрута или графика — докладывай.
— Вот так строгости!
— Это для твоей же безопасности, глупая. Хочешь быть богатой наследницей? Тогда слушайся старших и более опытных. Между прочим, в твоей квартире нет ценных вещей или документов, за которые ты опасаешься?
— Может быть, что-то есть, сейчас не соображу. Думаешь, туда снова придут?
— Давай мне ключи, пойду, запру дверь на всякий случай.
— Ой, не надо! — всполошилась Настя. — Вдруг там кто-нибудь сидит?
— У меня уже мурашки побежали по спине, — усмехнулся своей холодноватой полуулыбкой Крутов. — Давай ключи, я ужасно спать хочу.
Всю ночь Насте снились кошмары. Мужчина в отвратительных сандалиях минировал ее машину, похоронная процессия тащила на кладбище таблички с надписью «нотариус», худенькая девочка наклеивала в альбом окровавленные почтовые марки.
В холодном поту бедолага просыпалась, судорожно пила воду, засыпала — и все начиналось заново. Уже под утро ей явился толстяк, поставивший перед ней коробку, на которой было крупно начертано: «Пицца с колбасой». Настя открыла коробку и увидела большую, круглую и совершенно голую лепешку.
— Где же колбаса? — спросила она разносчика пиццы. — Здесь должна быть колбаса!
— Колбасы нет, — грустно развел руками разносчик. — Она теперь считается холодным оружием и не продается в магазинах и пиццериях.
— Холодное оружие — это кинжалы, которыми протыкают шеи! — закричала Настя. — Что вы такое придумываете?
— Кинжалы — оружие возмездия, — вздохнул толстяк, пятясь к двери. — А колбасой можно бить по голове, ты это прекрасно знаешь. Она признана холодным оружием. Странно, что ты этого не понимаешь. Да что там спорить, возьми в руки любой батон твердой колбасы и тут же убедишься, какой он холодный.
Освободил ее от этого бреда телефонный звонок. Низкий приятный голос спросил:
— Все в порядке, никто в квартиру не ломился?
— Кто это? — спросонья не поняла Настя.
— Еще не проснулась? Ну, даешь, — в голосе Крутова звучало откровенное недовольство.
— Ой, привет. Ну, доложу я тебе, это была ночь кошмаров!
— Надеюсь, кошмары были только во сне? — насторожился ее собеседник.
— Да, не волнуйся.
— Тогда ладно. Сновидения сами по себе не опасны. Вещие сны — другое дело, однако надеюсь, у тебя нет паранормальных способностей. Короче, в десять я буду у тебя.
— А сколько сейчас времени? — мгновенно всполошилась Настя. Этот тип запросто мог явиться через пару минут.
— Сейчас почти девять. Я и так дал тебе выспаться, а дел полно. Надо внимательнейшим образом осмотреть твою квартиру. Мне, кстати, уже следователь звонил.
— Следователь?! — перепугалась Настя. У нее сразу же похолодели пальцы.
— По делу Липкина. Я должен к двум часам к нему явиться.
— Господи, я и забыла, что ты был на месте преступления! Ладно, я уже встаю. В два у меня у самой встреча с Дреминым. Так что не волнуйся, я быстро соберусь.
— Встречаемся внизу, у подъезда.
Чем ближе они подъезжали к дому, тем больше Настя волновалась. К ней неожиданно возвратилось вчерашнее чувство тревоги. Страшновато было идти в родную квартиру.
— Дрейфишь? — вдруг спросил ее Крутов, до сих пор молча куривший и рассеянно глядевший по сторонам.
— Есть немного, — честно призналась она. — Думаешь, зря?
— Ничего я не думаю. Когда на месте будем, тогда и размышлять начнем. Не понимаю, зачем обыскивали твою квартиру.
— Главное — кто обыскивал, — поддакнула Настя.
— Нет, важнее выяснить — зачем. Если поймем это, то найдем, кто именно у тебя побывал. Или кто был инициатором обыска.
— Понятно, — вздохнула Настя. — Включаем дедукцию.
— Дедукция здесь ни при чем, — ухмыльнулся Крутов. — Элементарная логика.
— Скажи мне, — поинтересовалась задетая Настя, — почему это все сыщики, в том числе и доморощенные, так любят слово «элементарно»? Повторяя его к месту и не к месту. Это от желания продемонстрировать свое превосходство над простыми смертными?
— Ну, чего ты взъелась? Элементарно — значит понятно, просто, доступно каждому. Я сказал, не имея в виду ничего конкретного. И никого. Так, к слову пришлось. Приехали, кажется? Что ж, демонстрируй пещеру Лейхтвейса.
Больше двух часов Крутов изучал место преступления. Он буквально обнюхал каждый уголок и каждый предмет в квартире. Настя обреченно таскалась за ним, с горечью отмечая, где и как похозяйничали чьи-то чужие руки. Вот рассыпанные бумаги из письменного стола, вот — раскиданные вещи из шкафов, а здесь — осколки любимой фарфоровой статуэтки, привезенной мамой из Парижа.
— Скажи мне, — спросил Крутов, появляясь из кухни. — Какие ценности ты здесь хранишь? Или, может, секретные документы?
— Ничего ценного нет, разве что шуба…
