– Сам собрал, – прошептал Харитонов.
– Так вы матрос или э… стеклодув?
– Матрос.
Следователь тяжело вздохнул.
– Вы должны убеждать меня в том, что все ваши слова – правда, иначе… Кто собрал эти часы?
– Я.
– Где?
– В бывшем Пафнутьевске.
– Это что такое?! – искренне удивился Берутов. – У нас таких названий нет… Может, не Бывший Пафнутьевск, а какой-нибудь Новопафнутьевск или Краснопафнутьевск?
Харитонов отрицательно мотнул головой.
– Он сейчас без названия, а раньше Пафнутьевском назывался. Вот на той карте он есть…
Следователь расстелил карту на столе.
– Покажите!
Харитонов отыскал Уральские горы, а потом и сам город.
– Странно! – сказал следователь и подошел к большой карте Советского Союза, висевшей на стене.
Вернулся к старой карте. Недоуменно уставился в глаза Харитонову.
– Нет такого города! – сказал он.
– Но ведь здесь он есть.
Следователь задумался.
– Откуда у вас эта карта? – спросил он через минуту.
– Оттуда же, из Бывшего Пафнутьевска, – ответил Харитонов.
– Да-а, – вздохнул следователь. – Трудновато с вами.
Он подошел к стене, открыл незаметную дверь и пропустил Харитонова вперед.
Комната была небольшая. В углу стоял стул, а с потолка, с самой середины, свисал на веревке серый валенок.
– Вы знаете, что это? – спросил следователь, показывая на валенок.
Харитонов пожал плечами.
– Это – русский валенок. Вы становитесь вот сюда, к стенке! – он указал Харитонову место.
Арестованный прислонился спиной к стене.
– А я, – продолжил следователь, – беру валенок, отхожу назад и отпускаю его…
Валенок описал дугу и ударил Харитонова в грудь. Удар оказался неожиданно сильным – арестованный от боли сел на пол.
– Ну-ну, поднимайтесь, это не так больно! – следователь улыбнулся. – В этом валенке всего два килограмма песка. Но я могу добавить еще три. Как вы думаете?
Харитонов не ответил. Он понял, что это, быть может, последняя переделка, в которую он попал, и выйти живым из нее ему вряд ли удастся.
– Так что вы думаете об этом валенке? – снова спросил следователь. – Добавить еще три килограмма или пока оставить все как есть?!
Харитонов поднялся, прислонился к стене, устало посмотрел на Берутова.
– Что-то вы уж слишком молчаливый, – следователь вздохнул. – А ведь мы с вами еще не начали разговаривать по-настоящему! Мы еще только знакомимся.
Любые выражения на лице у следователя выглядели неестественно, и поэтому странное ощущение возникло у арестованного. Каждая фраза, произнесенная игривым тоном, звучала совсем не шутливо, в каждом взгляде присутствовала странная, чуть грустная улыбка, в движениях тонких губ была надменность и усталость.
– Давайте вернемся в кабинет! – сказал он Харитонову.
Снова заняли свои места: следователь сидел за столом, напротив – Харитонов. Берутов протянул Харитонову тетрадь и ручку.
– Напишите подробную автобиографию, составьте список родственников с адресами. Особенно подробно изложите, чем занимались в послевоенное время. Когда все это сделаете, мы продолжим.
Следователь нажал кнопку, и в кабинет вошел надзиратель.
– До свидания! – Берутов протянул было руку, но тут же ее опустил.
Харитонов, не попрощавшись, пошел к двери.
– О, какой невежливый! – буркнул надзиратель.
Сжимая в руке тетрадь и чернильную ручку, арестованный опять прошел длинными глухими коридорами, слушая эхо своих шагов. В камере он увидел соседа, играющего на своих нарах в карты с маленьким мальчикоподобным мужчиной, одетым в полосатую арестантскую одежду с номерной биркой на груди.
Этот настоящий арестант выглядел гостем в их камере, потому что ни сосед в его серых штанах и голубой рубашке, ни сам Харитонов в своем выцветшем от времени х/б не были похожими на заключенных.
– Привет, молчун! – крикнул сосед. – В картишки сбацаем?!
Харитонов покачал головой и лег на свои нары, уставился на одинокую муху, сидевшую на потолке.
– Да, не повезло тебе с соседом! – пробурчал полосатый гость. – Со шпионами сидеть скучно. Хочешь, я замолвлю словечко оперу, чтобы тебя к нашим перевели?
– Конечно! – обрадовался сосед.
– А сколько тебе еще допросов осталось? – спросил гость.
– Один, наверно.
– Тогда порядок! Через день-два будешь в роскошном месте!
Они говорили и бросали карты на нары. Муха покинула потолок и, жужжа, полетела вдоль стен в поисках выхода. Харитонов следил за ней, думая о том, что даже муха может быть заключенной. Жужжание мухи и неторопливый говор соседей, игравших в карты, вдруг перенесли Харитонова в какое-то по-летнему жаркое место, в тень дерева, за которым желтело поле. Он прикрыл глаза, и так легко стало на душе, словно он все еще продолжал свой путь к неведомой цели, словно тянулся все еще за ним бикфордов шнур, привязанный к лямке вещмешка. Он дремал, слыша сквозь дрему жужжание мошкары, маленьким облачком кружившей под ветвями и, видимо, тоже наслаждавшейся тенью.
И вдруг пришел Голос. Знакомый голос, только опять постаревший. Пришел словно человек. Опустился на корточки, наклонился к уху и зашептал:
– Время, уложенное как банкноты в пачки по десять лет в каждой, накапливается в моей нынешней жизни, и вот уже я путаюсь иногда, пытаясь сам себе ответить на вопрос: «Сколько мне лет?» Но это только иногда. На вчерашнем моем именинном торте должно было быть двести пятьдесят свечей. Торт занимал добрую половину овального стола, и мои друзья, втыкавшие в него свечи, старались как могли, но для всех свечей не хватило места. Торт и так напоминал скорее густой лес деревьев с горящими кронами, и выглядел он, без сомнения, очень странно.
Даже я удивился, почувствовав впервые в жизни некую неприязнь к этому огню, но это было лишь минутное сомнение. Собравшаяся за именинным столом компания состояла в основном все из тех же моих занудливых родственников, давно уже покойных и живущих здесь со мной, и из моих друзей, многих из которых я, к сожалению, встретил только здесь и только здесь с ними познакомился. Среди них есть немало блестящих ученых, давших оставшемуся внизу миру множество знаний и изобретений. Некоторые сейчас жалеют об этом. Странно, но встретил я здесь одного ученого, для которого мое имя оказалось знакомым. «А-а! – сказал он. – Это вы посвятили себя охране труда шахтеров?!» – «Боже мой! – воскликнул я в ответ, искренне удивившись услышанному. – Скажите, уважаемый, а если бы вы создали подводную мину, и однажды кто-то заметил бы, что после взрыва вашей мины на поверхность всплывает много оглушенной рыбы, и стал бы использовать ваши мины для рыбного промысла? Можно ли было бы утверждать, что вы посвятили жизнь повышению эффективности труда рыбаков?! А?» Услышав мои слова, ученый хмыкнул, помолчал, а потом произнес: «Видимо, Божья рука направляла ваши деяния в сторону добра, вопреки
