Звонок затих, но тут же тяжелая мужская рука ударила по двери.
– Открывай давай! – потребовал грубый мужской баритон.
– Не ломайте! – закричала мать Ирины и бросилась к двери.
Двое уже знакомых мужчин ввалились первыми в коридор. Один кивнул зашедшей следом нянечке Вере на кухонную дверь, и та молча прошла вперед. Ирина забежала на кухню еще раньше, когда мать открывала двери.
Нянечка Вера дрожащими руками выкладывала из сумки на стол ее несложное оборудование для забора молока. Старалась не поднимать глаза на Ирину, сидевшую напротив. А Ирина тихо плакала. Она даже не чувствовала этих слез. Они словно сами бежали из глаз. Капля за каплей сползали по правой и по левой щеке вниз, то останавливаясь, то получая подкрепление от последующей слезы и срываясь на голые колени или на край короткого домашнего фланелевого халатика.
Освободив грудь Ирины от молока, нянечка Вера так же молча закрыла резиновой пробкой бутылочку-приемник, сложила все в сумку и вышла. Но тут же на кухню заглянул один из приехавших с ней мужчин.
– Ты усложняешь нам жизнь, – сказал он негромко, в его голосе прозвучали нотки угрозы. – Если ты сама не приедешь завтра на работу к семи утра, у тебя будут большие проблемы! От нас ты все равно никуда не спрячешься!
Сказал и хлопнул кухонной дверцей.
Только услышав, как завелся мотор большой темно-синей машины, и только дождавшись, когда он затихнет, поднялась Ирина из-за стола. Взяла в дрожащие руки подарок Егора. Набрала его номер и просто сказала:
– Они снова приезжали! Они не оставят меня в покое.
– Я буду вечером, – пообещал Егор.
Ирина не могла видеть, как он побледнел, пряча мобильник в карман пальто. Как осмотрелся вокруг, в Мариинском парке. Какой холодный и полный ненависти взгляд растратил он на невинные зимние деревья и на обычных прохожих.
Егору было не по себе. Он пытался просто «выходить» свое состояние, «вытоптать» его ногами по подметенным, но все еще подкрашенным снегом аллеям парка. Но раздражение, тяжелая, навязчивая злость не покидали его. Он перешел на другую сторону парка, за Мариинский дворец. Ту часть держал под своим внимательным взглядом его коллега и знакомец Сергей. Почти ровесник, приезжавший на работу из Броваров. Егор знал, что Сергей – большой любитель охоты.
Сергей оказался там, где Егор и ожидал его найти, – метрах в двадцати от военных палаток, в которых сейчас жили только четверо или пятеро дежурных «политических туристов». Лагерь был разбит напротив Кабинета министров. Раньше, в 2004 году, в нем обитали «оранжевые барабанщики». Теперь бело-голубые флаги на флагштоках по обе стороны от палаточного лагеря показывали, что власть в палатках сменилась.
Они поздоровались тепло, по-дружески. Егор завел разговор об охоте, и Сергей тут же перехватил инициативу. Стал рассказывать, как совсем недавно ходил на зайца. Егор слушал его долго и внимательно. А потом попросил у него на пару деньков ружье с хорошей оптикой. Сказал, что завтра сделает себе выходной и тоже сходит на зайца, но не хотелось бы шкурку портить.
– Ты думаешь, что сможешь попасть ему в глаз?! – не без искорки иронии спросил Сергей.
– Но попробовать я могу? – тяжеловато усмехнулся Егор.
– Конечно!
Договорились, что вечером Егор отвезет Сергея домой в Бровары и возьмет у него дома карабин с хорошей оптикой.
На свою сторону Егор возвращался уже в менее подавленном состоянии. Вместо злости и раздражения на него опустился странный холод. Зима была здесь ни при чем. Этот холод словно был особой разновидностью безразличия. Все вокруг потеряло для Егора ценность, значение и интерес. Он думал только об одном. О том, что на самом деле охотиться в зимнем заснеженном лесу на белого зайца не может быть легким делом. Но ведь он, Егор, не собирается охотиться на зайца. Он мог бы и без оптики обойтись – все-таки на стрельбах всегда попадал и сейчас попадает в яблочко. Однако для пущей уверенности ему нужна оптика. Ему просто хочется посмотреть вслед пуле, и, если повезет, увидеть весь ее путь «от А и до Я».
53
К полудню зимнее небо просветлело и на нем появилось солнце. Яркое, но еще не способное пробиться теплыми лучами сквозь пропитанный морозом воздух.
Семен успел заказать себе эспрессо-макиято и дэниш с черникой, успел и осмотреться по сторонам перед тем, как в «Репризу» зашел Володька в черной кожаной куртке с поднятым воротником и в лыжной шапочке с надписью «Адидас» белым по черному. Вначале он засмотрелся на яркую блондинку, лениво попивавшую кофе за узким длинным столом вдоль витрины. Она не заметила любопытного взгляда Володьки и продолжала смотреть сквозь прозрачную витрину на улицу.
– Ты тоже блондинками заболел? – попробовал пошутить Семен, когда Володька опустился на соседний стул.
– Как не заболеть, если все вокруг на них свихнулись, – проговорил он без улыбки.
– Ты извини, если я тебя по телефону сегодня достал, – Семен сделал виноватое лицо.
– Да нет, – отмахнулся рукой Володька. Потом оглянулся на прилавок, под стеклом которого горкой были выложены всякие сладости. – Если бы меня доставал только ты, все было бы в ажуре. Ты мне хоть зарплату платишь! Остальные же ни хрена не платят, а достают так, что… – и он снова махнул рукой, показывая, что не хочет вдаваться в подробности.
Семен кивнул. Потом поднял руку, чтобы привлечь внимание официантки. Девушка подошла.
– Каппуччино и пятьдесят грамм «Хэннесси», – заказал Семен и, припомнив их с Володькой последний разговор за столиком кафе, добавил, сопровождая жестом: – Ему!
По промелькнувшей на губах друга улыбке Семен понял, что в этот раз его юмор воспринят нормально.
– Ну, что ты хотел мне показать? – спросил он более расслабленно.
– Все по очереди, – Володька расстегнул куртку. Достал из внутреннего кармана три одинаковых конверта. На верхнем синей ручкой была выведена единичка. Этот конверт и передал он Семену первым.
Внутри лежали три фотографии. Почти одинаковые. На каждой – Алиса, только смотрит она то налево, то направо, то себе под ноги.
– Думаю, это она тебя ждет, – прошептал Володька.
– Когда это было?
– Прошлой ночью. Около часа.
– А там что? – Семен кивнул на два конверта, лежащие на краю их круглого столика, прижатые правой рукой Володьки.
Володька приподнял правую руку. Привстал, стащил с себя кожаную куртку и повесил на спинку стула. Остался в темно-синем свитере грубой вязки. Снова сел.
Взял второй конверт в руку. Подержал игриво на ладони, словно пытаясь угадать его вес. Протянул Семену.
В это время девушка-официантка поставила перед Володькой бокал с коньяком и кофе. Он бросил на нее взгляд, но тут же возвратил его на Семена.
А Семен уже рассматривал пачку фотографий, на которых и цвета были ярче, и линии четче. Эти фотографии, в отличие от трех первых, были сделаны днем при нормальном свете. И Алиса на этих снимках выглядела намного привлекательнее и даже просто красивой женщиной. Она куда-то спешила. Стояла на
