малейшего желания с ними разбираться.
– Я их аккуратно сложу! – заметив мое беспокойство, пообещала Нилочка.
– Ты их сложи так, чтобы больше их никто никогда не видел, в том числе и я! – попросил я полушутливо.
– Ой, – встрепенулась она вдруг. – Я же забыла сказать, вам Догмазов вчера звонил, просил разыскать его!
– Вернусь – разыщу! – кивнул я.
Она стояла одетая в зауженную в коленях черную юбку. Белая блузка с кружевным воротничком придавала ей свежести, подчеркивала молодость и намекала на невинность. Она и в этот момент казалась мне удивительно привлекательной. Во влажных глазах я прочитал просьбу не забывать ее. Я крепко обнял ее на прощанье и пообещал звонить.
114
К вечеру мое сердце успокоилось. Но душевное беспокойство осталось. Оно даже усилилось после того, как Светлов сообщил, что Казимир летал в Москву и встречался с высшими чиновниками российского правительства.
«А почему я никуда не летаю? – задумался я. – Почему ни одного визита за рубеж за последние месяцы, если не считать Монголии?»
Я приказал соединить меня с министром иностранных дел. Он испуганно залопотал, что до моей операции было нельзя, а сейчас, после операции, еще рано. Что государственные визиты – штука тяжелая для президентского здоровья. Что нужно окрепнуть. «Мы готовим визит в Албанию, – под конец рассказал он. – На начало марта следующего года!»
«Албания? – задумался я, опуская телефонную трубку. – Зачем нам Албания? Устраивал бы сразу визит в Гондурас!»
К девяти вечера овладевшая мной тоска стала почти нестерпимой. Захотелось прекрасного. Но Майи в ее квартире за стенкой не оказалось. И я приказал помощнику организовать поездку в музей.
– В какой? – испуганно спросил он, кося взглядом на настенные часы.
– А в каком у нас что-нибудь прекрасное есть?
Он пожал плечами.
– Я был только в Музее Отечественной войны, «под бабой».
– «Под бабу» будешь сам ездить. Я хочу увидеть картины.
– Русский музей?
– Давай в русский!
Минут через сорок под моими ногами уже поскрипывал старинный паркет Музея русского искусства. Перепуганные директор и научные сотрудники музея остались стоять у лестницы вместе с моей охраной. Я хотел одиночества, я хотел уединиться с чем-то прекрасным. Я уходил все глубже и глубже в русское искусство и оказался в тупиковом зале, на стенах которого висели огромные и действительно прекрасные лесные пейзажи Шишкина. Шишкина я любил. Один из его пейзажей охранял мой сон, украшая стену над президентской кроватью.
«Вот, – подумал я, присаживаясь на деревянную скамью для созерцания картин. – Вот куда я хотел! Туда, на эти солнечные поляны. Хрен с ним, что это русский лес. Наверняка рисовал Шишкин с натуры где-нибудь тут, в украинских лесах. Или между украинскими и русскими лесами нет никакой разницы!»
115
Жизнь прекрасна и вкусна. Это я понял в первый же день практики. Меня и Викторию Козельник отправили на месяц в столовую ЦК комсомола. Правда, было бы логичнее, если бы сюда приставили кого- нибудь из кулинарного училища, но тогда мы с Викой пролетели бы, как фанера над Парижем. И оказались бы в какой-нибудь заводской столовой или на мясокомбинате.
А так мы оба, как ангелы, в белом. Раскладываем готовые продукты питания по тарелочкам, украшаем, следим за соблюдением порционности, делаем контрольные взвешивания котлеток и мясной нарезки. И при этом успеваем бросить себе в рот то колбаски, то сыра.
Время проходит быстро. Основной напряг – в обед. Комсомольские вожди – народ веселый, задорный. С аппетитом и деньгами у них проблем нет. Да и откуда этим проблемам взяться, если бутерброд с красной икрой стоит тридцать две копейки, а с черной – сорок три?
Вчера ко мне подходил один из вождей, Георгий Степанович, которого все называют Жорой. «Ты как, парень надежный?» – спросил он меня. Я кивнул. «Тогда голодным не останешься!» – усмехнулся он и, доверительно похлопав меня по плечу, ушел.
Вика тоже довольна, но у нее другой повод для радости. Под конец работы она потихоньку снимает с непроданных бутербродов сыр и колбасу, заворачивает их в салфетки и распихивает по отделениям своей объемистой женской сумочки. Она живет в общежитии, так что, видимо, и про свой завтрак думает, и о подругах не забывает. У меня такой нужды нет. После недели пребывания дома я опять поссорился с мамой. Надоело мне к Диме ездить. «Раз в месяц и не чаще!» – сказал я ей в ультимативной форме. «Когда у тебя будут дети, ты поймешь!» – затянула она свою волынку. «Не будет у меня детей, не беспокойся!» – ответил я и хлопнул дверью.
И теперь живу у Давида Исааковича. Хожу ему в аптеку за лекарством, жарю картошку на коммунальной кухне, где все соседи меня уже знают и шепчутся, что я дальний родственник старика, которого подселили свои, чтобы успеть прописать на жилплощади до того, как Давид Исаакович отдаст Богу душу.
Душа у него, у старика, точно есть. Так обрадовался, когда получил письмо от жены и Миры! На цветные поляроидные снимки насмотреться не мог. Вот Мира с мамой на фоне какого-то магазина, вот они возле фонтана, а сбоку классный автомобиль выглядывает.
– Ну вот, устроились! – облегченно вздыхает старик, поворачивая голову ко мне. – Не зря я на развод согласился. Теперь им хорошо.
– И нам хорошо, – поддакиваю я.
А сам наминаю пережаренную картошку. Она скрипит, трещит, хрустит на зубах, но все-таки поддается. А виноват сосед по коммуналке, по просьбе которого я отвлекся от сковороды, чтобы поменять в туалете его лампочку. Там, вверху, на стенке под потолком семь лампочек торчит – по количеству соседей. И вот надо было сначала все включить, чтобы понять, какая перегорела. А потом выкрутить ее и вставить новую. Пока все это делал, картошка моя ужарилась, потеряла привычную сочность. Но за доброту надо платить. Кто его знает, если б я отказал соседу, он мог бы мне в следующий раз в сковородку с картошкой какую-нибудь гадость подсыпать. Кухня-то общая, даже холодильники – и те общие. Три штуки на семерых соседей. Тут нужно все просчитывать, чтобы никто на тебя зуб не имел. Потому что соседский «зуб» может оказаться опаснее ножа.
116
Уже в Цюрихе я подумал, что мы перелетели из сентября в август. Свежий альпийский воздух был основательно прогрет солнцем, и уже в аэропорту я захотел снять пиджак.
