Таксист нам попался удивительно любезный. Впрочем, его любезность удвоилась, как только он узнал, куда нас надо отвезти. Даже по моим скромным подсчетам, он должен был заработать за эту поездку триста или четыреста швейцарских франков. Быстро сообразив, что немецким мы не владеем, он перешел на ломаный английский. Узнав, что мы из Киева, стал мурлыкать «Калинку-малинку». Уже когда дорога поднялась в горы, он несколько раз останавливал машину, давая нам возможность полюбоваться открывавшимися альпийскими просторами. В каком-то маленьком селе даже угостил нас чаем.
Светлана то и дело проваливалась в дрему. Все-таки перелет сказывался. Я с беспокойством поглядывал на ее слегка опухшие веки. Я негромко спрашивал водителя: сколько еще ехать. Он пожимал плечами и говорил: «Soon! Very soon!» Но его «скоро приедем!» не отвечало действительности. Или же отвечало, но не украинской. Между Лейком и Лейкербадом он остановил машину на узеньком мосту, чтобы дать нам возможность заглянуть вниз, в пропасть. Светлана к тому времени снова проснулась. То ли из вежливости, то ли из любопытства она тоже решила посмотреть с моста вниз. У нее закружилась голова, ее затошнило. И я по-настоящему испугался. Испугался и таксист. Через полчаса он уже выгружал из багажника наши два чемодана и портплед. Тут же стоял гостиничный «белл-бой», готовый отнести чемоданы на любой этаж и задержаться в дверях номера, ожидая вознаграждения. Счетчик насчитал триста семьдесят франков. В своих прикидках я оказался прав. Четыре сотенных купюры легли в раскрытую ладонь шофера. Он пожелал нам удачи и уехал. А «белл-бой» не спрашивая утащил багаж в номер.
– Я немного полежу, а потом пойдем к Вале и Диме, – произнесла утомленным голосом Светлана.
– Конечно, – согласился я.
Помог ей снять туфли. Принес из ванны просторный халат. А сам вышел на балкон.
Номер находился на втором этаже. Окна выходили на север. Метрах в трехстах от гостиницы городок заканчивался и земля плавно превращалась в камень, уходила вверх. Этот городок, «поселившийся» в просторной расщелине, и в прошлый раз удивил меня своей игрушечно-красивой незащищенностью перед стихией. Он располагался как бы на дне большого стакана, и если бы Бог или природа решили заполнить этот стакан водой – никто бы не спасся. Но швейцарские боги, видимо, защищали Лейкербад. Лавины сюда не сходили, каменные обвалы щадили виллы, отели и санатории. Все словно было застраховано самим Богом. Одним словом – Швейцария в своей первозданной красоте и безопасности.
Я взял из мини-бара бутылку пива. Прислушался к дыханию спящей Светланы – ровному и спокойному. И снова вышел на балкон, чтобы любоваться уходящими в небо Альпами.
117
Ночью мне снился русский лес. Почему русский? Да потому, что где-то далеко, среди высоких елей, кто-то постоянно перекрикивался, используя русский мат. Какой-то мужчина хриплым голосом звал Дусю. А я собирал грибы и наблюдал время от времени за рыжими муравьями, за их живыми тропинками. Когда я присел на корточки и протянул руку за очередным боровиком, то заметил, что волоски на тыльной стороне ладони порыжели. Я подтянул рукав ватника (вот, оказывается, в чем я собирал грибы – значит, лес был действительно русский, раз на мне ватник) и с изумлением понял, что вся моя накожная растительность тоже имеет рыжий цвет. И это на фоне сплошной веснушчатости!
– Дуся?! – кричал из-за деревьев невидимый охрипший мужик.
Я решил пойти в другую сторону, чтобы не столкнуться с ним. Пробрался через заросли молодых елей, на ходу срезав ножиком с деревянной ручкой десяток маслят. Вышел на поляну и остановился, увидев перед собой новенький блестящий джип «хаммер» желтого цвета. В машине никого не было. Номерной знак был родной, киевский, трижды «крутой»: «ОО 1111 НН». Прямо под левым передним колесом росла семейка опят. Осторожно, чтобы не задеть протектор джипа, я срезал эту семейку. Опустил опят в пластмассовое ведерко и пошел дальше, на ходу оглядываясь на машину. Джип показался мне знакомым.
Метров через пятнадцать остановился, увидев впереди на поляне парочку влюбленных, устроивших пикник. Они сидели на темно-зеленом пледе. Между ними стояла бутылка шампанского и блюдо с пирожными. Блондинка лет двадцати пяти обернулась и бросила на меня любопытный взгляд. Следом за ней в мою сторону обернулся и мужчина. Узкое скуластое лицо выражало надменность и легкую раздраженность. Его правая рука полезла в карман серого твидового пиджака. Вытащила оттуда какую-то черную штуковину, похожую на телевизионную дистанционку. Мужчина направил эту штуковину на меня и нажал на ней кнопку. И я тут же исчез, растворился в лесном воздухе. И ведерко с грибами, радовавшее ладонь своим основательным весом, куда-то исчезло. Я открыл глаза, осмотрелся. Было темно. Я лежал в своей «королевской» кровати на Десятинной. В груди, обеспокоенное сном, ерзало сердце. Рука сама потянулась к нему. Пальцы прошлись вдоль вертикального шрама. Потом ладонь легла на грудь. И я почувствовал, как две составные части моего тела обмениваются теплом.
– Ну-ну, это же только сон, – прошептал я.
Но, тем не менее, обеспокоенность в моих мыслях сохранялась. И я подумал о том, что уже две недели ко мне не приходил врач.
– Эй! – крикнул я в сторону двери.
За дверью что-то глухо упало. С таким звуком обычно падают книги на пол.
В проеме появилось пятно – лицо помощника.
– Найди мне Колю Львовича. Нет, постой! Найди Колю Львовича, а он пусть найдет мне врача! Чтобы через полчаса врач был здесь!
Помощник кивнул. По крайней мере, я себе это легко представил. Рассмотреть его в темноте было невозможно, но звук прикрывшейся двери подтвердил его кивок, не увиденный мною. Он отправился исполнять приказ. А мне хотелось тихонько и неподвижно лежать на спине и слушать свое тело. Слушать его перед тем, как его послушает врач.
118
Что-то странное происходит в стране. Особенно в магазинах. Нет ни масла, ни нормального мыла. Правда, мама откуда-то все это берет. Дома – порядок и в холодильнике не пусто. Кое-что и сам я приношу с работы. Я теперь в кафе ЦК комсомола на постоянной. Уговорили меня перевестись на заочный. Жора уговорил. «На хрена тебе эта учеба?! – говорил он. – Ты – парень толковый! Диплом и так получишь, зато будешь при теплом месте и в хорошей компании».
Я и согласился. Жалеть не жалею. Какая мне разница, что записано у меня в трудовой? Есть вещи поважнее. Тем более, что даже мать посматривает с уважением на мой вклад в семейный холодильник. И Димка радуется слегка подсохшим, но все равно вкусным бутербродам с икрой. Когда буфет «выездной», я таких бутербродов до двух десятков домой привожу. И не только их! А «выездных» буфетов все больше и больше, почти каждую неделю. То в Кончу-Заспу, то в ту же Пущу-Водицу, то в Обухов. Называется все «семинаром» или еще как-то, а заканчивается буфетом по полной программе, с коньяком и пьяными танцами.
– Помнишь, с тобой девчонка симпатичная как-то работала? – спросил меня пару дней назад Жора.
– В первый раз, что ли? Когда практику проходил?
– Ну да.
– Вика? Помню.
– А она как?
– Не знаю, давно не видел.
– Разыщи ее. Она же не киевская?
– Нет, из общаги.
