Оба сразу представили себе, что их ожидает.
— Если бросить все и бежать сейчас же к берегу… возможно, мы еще успеем перескочить? — подумал вслух Лаурис.
— А Дейнис с Лудисом? С ними что-то случилось… — ответил Алексис.
— Ты прав, — согласился Лаурис. — Бежим скорее. Может быть, лед только треснул… не отделился.
И они побежали еще быстрее, спеша на помощь товарищам, забыв о собственном спасении. А в это время льдина шириной в километр и длиной в два медленно отделялась от сплошного ледяного поля берегового припая — расщелина становилась все шире. Перепрыгнуть через нее уже было невозможно. Скоро плавающий ледяной остров и припай разделяла широкая темная река. Поднялся ветер, принесший с собой свинцовые тучи, разразившиеся снегом.
3
— Это вы? — стуча зубами, спросил Дейнис, когда увидел Алексиса с Лаурисом. — У нас случилась маленькая неприятность: Лудис провалился в воду…
— Ты в состоянии идти, Дейнис? — спросил Алексис.
— Как сказать… За вами мне не угнаться.
— Тогда садись на салазки, да поскорей. Нам нужно спешить.
Почти силой усадив Дейниса на салазки, где лежала самка тюленя, Алексис впрягся и бегом потащил их в сторону берега. Лаурис тащил вторые салазки, где сидел Лудис; ему приходилось изо всех сил нажимать, чтобы не отставать от Алексиса. «И опять он первый догадался… — с легкой горечью подумал Лаурис. — Всегда и во всем он первый».
— Что случилось? — спросил Дейнис.
— Случилось то, что льдина отделилась от прибрежного льда. Нас уносит в море, и вряд ли мы выберемся на сушу, — вспылил Алексис.
Дейнис, вздохнув, втянул голову в плечи. Ему было очень холодно.
— Обожди, Алекс! — воскликнул Лаурис.
— Что еще? — обернулся тот.
Сняв свой полушубок и шарф, Лаурис отдал их Дейнису.
— Надень! Иначе замерзнешь, как таракан!
— Да я-то обойдусь как-нибудь… — бормотал Дейнис. — Вот мальчугану бы не мешало что-нибудь… на ноги.
Ни слова не говоря, Алексис снял свой ватный пиджак и укутал им ноги мальчика, после чего трудный пробег возобновился. Лаурис удовлетворенно подумал: «На этот раз я оказался первым».
Минут через пять они подбежали к темнеющей в сумерках полосе открытой воды шириной около пятидесяти метров.
— Так оно и есть… — Алексис с досадой сплюнул.
— Может быть, льдина с выступами, — сказал Лаурис. — Лед никогда не ломается по прямой линии. Где-нибудь должен найтись переход. Ветер восточный. Возможно, к югу глыба льда соприкасается с припаем.
— А если отделилось несколько льдин?
— На всякий случай побежим теперь вдоль края льдины каждый в свою сторону. Кто найдет переход, пусть кричит. Если не найдет… встретимся на противоположном краю.
— Это, пожалуй, будет самое разумное, — согласился Алексис.
Они разошлись в разные стороны и вскоре исчезли в вечерних сумерках. Слышался лишь однообразный резкий скрип полозьев по заснеженному льду. Бежать в тяжелых сапогах, с возом становилось все труднее. Постепенно бег замедлялся, и дыхание мужчин становилось все более затруднительным.
— Берег еще не виден? — спросил Лудис.
— Нет, мальчик, еще не виден… — отозвался Лаурис, налегая всем телом на веревку, словно лошадь.
Где-то высоко в небе между тучами выглянула луна, но сейчас же взвихрился снег. Это береговой ветер со свистом понесся к морю. При лунном свете казалось, что плавучий ледяной остров замкнут в черном блестящем водяном кольце; призрачно колебался воздух от мириад непрерывно порхающих сухих острых снежинок.
Спустя полчаса оба охотника встретились.
— Ничего не нашел, — удрученно сказал Лаурис.
— Кругом вода, — ответил Алексис.
— Нас несет течением в открытое море…
Дейнис шумно вздохнул.
— Тебе очень холодно? — спросил Лаурис.
— Не чувствую ног. Уж не обморожены ли они? Руки раньше болели, а сейчас не болят.
— Алекси… — заговорил Лаурис. — Надо разжечь костер… Можно изрубить одни салазки. — Он указал глазами на Дейниса.
Алексис молча кивнул головой в знак согласия и вытащил топор.
— Ты можешь ходить, Дейни? Перейди на вторые салазки, к Лудису. Прижметесь друг к другу, будет теплее.
Дейнис попытался подняться, но ноги не повиновались ему. Он бессильно рухнул на лед. Тогда Лаурис с Алексисом взяли его под руки, перевели на вторые салазки и усадили рядом с Лудисом, подложив под ноги тюленя. Пока Алексис рубил салазки, а Лаурис разжигал огонь, Дейнис хлопал руками по бокам, бормоча: «Онемели. Ничего не чувствуют…»
У него онемели не только руки. Морозный ветер пронизывал его насквозь. Снег сек лицо, но Дейнис уже ничего не чувствовал. Его охватила приятная усталость. В каком-то полусне Дейнис спросил мальчика:
— Тебе не холодно, сынок?
— Нет, папа, теперь не холодно. Сперва мерзли ноги, а теперь согрелись.
— Вот и хорошо. Закутайся хорошенько и сунь руки в карманы.
С большим трудом удалось Лаурису разжечь огонь. Как только дрова разогрелись, салазки пододвинули к огню, и мужчины принялись растирать снегом руки и ноги Дейниса. Они беспощадно терли подошвы ног, щипали и мяли его, поглядывая изредка на лицо Дейниса. Но на нем ни разу не появилась болезненная гримаса.
— Неужели ты еще ничего не чувствуешь?
— Ничуть.
Заметив, что топливо на исходе, Лаурис вспорол брюхо одного из тюленей, выдрал из его внутренностей пласты жира и бросил их в огонь. Но жир таял и, треща, стекал на уголья, не давая пламени. От Алексиса и Лауриса шел пар, они молча, в угрюмой тишине делали все, что было в их силах. Борьба за жизнь товарища заставила их забыть грозившую им самим опасность. Пример одного увлекал другого: что делал Алексис, то повторял Лаурис, они не спорили и не думали о том, кто из них прав. Когда огонь потух, а состояние Дейниса не улучшилось, Алексис снял вторые носки и натянул их на ноги Дейниса, обмотав их мешками. И Лаурис позавидовал ему, он не мог поступить так же: обувь и носки Лудиса высохли у костра, и он не нуждался в вещах Лауриса. Пока продолжалось это состязание в великодушии, его разум был спокоен, избавлен от всяких назойливых мыслей.
«Как хорошо, если бы все так осталось! Алексис ведь хороший, верный друг… Я могу быть таким же…»
В эти минуты забылось все дурное.
Ветер усилился, началась вьюга. Вокруг льдины волновалось бушующее море, по временам
