Он намешал кабану в пойло толченого картофеля, вылил пойло в корыто, переждал, пока тот съест, и вышел на улицу. Надо было бы зайти к старому Ничипору, сказать, что приехал с луга и будет завтра отбывать дворовку. «После зайду, — подумал он, — сперва развяжусь с лугом». И медленно побрел по улице.
Возле колодца он увидел мальчишек; подбрасывая вверх какую-то птицу, они с криком гонялись за ней, а когда она начинала ковылять по земле, накрывали ее шапкой. Он остановился и позвал их к себе. Мальчишки притихли, сбились в кучку. Потом, сказав что-то дружкам, к Максиму подбежал сын бригадира Стась — самый смелый из всех, рослый, в замусоленной шапке, надетой козырьком назад.
— Это вы нам кричали, дядька Максим?
— Носитесь тут, — сказал он, — птицу мучите…
— Это кароза, — сказал Стась, — а по-научному — сойка.
— Кароза, сойка — все равно, — сказал он. — Вы мне лучше одно дело сделайте…
Стась поправил на голове шапку и, переступив с ноги на ногу, шмыгнул носом.
— Какое дело?
— Оббежите дворы и скажите, что я приехал с луга, что мужчины просили, чтобы…
— Ого, дядька Максим, хитрые вы, — сказал Стась. — Что у нас — ноги купленные?
— Глянь, разумник какой!.. Я вам топтуху дам, сходите на рыбу.
— Правда, дадите? Не обманываете, дядька Максим?
— Ты лучше слушай. Я тебе сейчас все расскажу по порядку. Только смотри не забудь…
Он объяснял, кому и что необходимо передать, а Стась все кивал головой и шмыгал носом…
— Так не забудешь? Смотри мне…
— Правда, топтуху дадите, дядька Максим?
Он не ответил — из кустов за колодцем вышла Варвара. Она, наверное, тоже заметила его, хотела было остановиться, может, спрятаться, но, посмотрев на улицу, смело пошла к нему. Он стоял и ждал. Она поравнялась с ним и, не здороваясь, тихо сказала:
— Щавеля во немного нарвала… Мало его селето…
— На лугу такого добра хватает, — тоже не здороваясь, сказал он. — Да мне не до щавеля там…
Она остановилась и посмотрела куда-то в сторону.
— Ты один приехал или покосили уже все?
— Дворовка у меня, — сказал он. — Мужчины еще остались.
— Забор у меня, лихо на него, повалился, — пожаловалась она. — Ходила утром к Иванчиковому хлопцу, чтоб помог, а он говорит: времени нет. Камни собирать во вторую бригаду поехал.
— Камни в сенокос… Выдумал же кто-то.
— Не от колхоза это… Из района приезжали… За деньги…
— Давно завалился твой забор?
— Да вчера! Чей-то кабан подрыл. Я хотела выровнять, а столб гнилой — надломился… Подперла лопатой…
— Пойдем, гляну на твой забор…
— У тебя свое дело…
Он молча пошел по улице впереди нее, не оглядываясь, поднял на дороге какой-то прутик, повертел его в руках, потом, примерившись, швырнул в пыльную канаву.
— У тебя свое дело, — снова сказала она, догоняя. — Приедет вот Иванчиков хлопец… А там и у моего Толика каникулы.
— Много ему дают гулять?
— Месяц, писал… А твой не собирается приехать?
— Нельзя ему, — солгал он. — Не пускают. Работа у него такая.
— И то! Это ж во Маринин хлопец со службы пришел, а где служил, не говорит. Не позволяют им говорить…
— Твоему много еще учиться?
— Две зимы.
«Выучится, — подумал он, — и жди его тогда в деревне… Как моего…» Он не хотел плохо думать о ее сыне и не мог иначе — два года таил на него обиду. В деревне давно уже знали, что Максим ходит к Варваре: он без жены, она без мужа — почему б и не сойтись! Знал про это, наверное, и Толик, потому что как-то летом, подвыпив на выпускном школьном вечере, пристал на улице к Максиму, лез с кулаками, грозился и близко не подпускать его к материному порогу… Прибежала Варвара и, плача, увела сына домой. И с того самого дня между ней и Максимом встало что-то, обоих угнетала какая-то недосказанность, неопределенность их отношений.
Они и сейчас словно боялись нарушить что-то, переступить через эту неопределенность и потому говорили о том, что было не так уж и важно.
— Во, видишь, — сказала она, остановившись возле подгнившего столбика, — ветер поднимется — снова завалится…
— Завалится, — потрогав столб, озабоченно согласился он. — Все переставить надо. Может, пока хоть новый столб вкопаю…
— То гляди уж, Максимка, гляди, — как-то растерянно и заискивающе сказала она и отошла в сторонку, пропуская его в калитку, бочком вошла следом.
Максим что-то высматривал под поветью, что-то бормотал себе под нос, откатил от стены суковатое сосновое полено, заскорузлое внизу от смолы, пнул его ногой, позвал:
— Иди сюда, глянь… На смоляки берегла? Закопаю этим концом в землю — гнить не будет.
— То гляди, Максимка, сам гляди, — снова как-то растерянно сказала она, — тебе виднее.
— Неси пилу и топор…
Вдвоем они перепилили столб, сделали зарубки для жердей, остальное он делал сам: обтесывал столб, копал ямку, прибивал жерди. Варвара ушла в хату. «Не хочет, видно, чтобы видели нас вместе, — думал он. — Да все равно будут молоть языками: ставлю ж вот забор… Все видят… Ну и пусть…»
Двое односельчан прошли мимо, поздоровались, но не заговорили. «Ишь ты, деликатные!» — подумал он, и ему почему-то стало приятно. Было приятно думать, что рядом, в хате, Варвара, что сегодняшний день, быть может, что-то изменит в их отношениях. Когда он кончал работу, заходило солнце — красное, холодноватое, но на улице было тихо, тепло, и прежняя боль, шевельнувшись было в душе, тут же прошла. «Про это сегодня не надо думать, — сказал он себе. — На сегодня хватит».
На крыльцо вышла Варвара и позвала его в хату.
Еще с порога услышал он запах яичницы, увидел застланный свежей скатертью стол: в хате было уютно, чисто, и на него, как только он вошел, сразу повеяло чем-то ласковым, таким непохожим на его хату, что он сперва растерялся, затоптался на пороге.
— Сядь, перекуси, — просто сказала она.
У порога он вымыл над ведром руки, вытер их чистым полотенцем, которое подала Варвара, хотел было повесить его на гвоздь, но она сказала:
— Постелешь на колени…
Он сел за стол, положив полотенце не на колени, а на лавку, возле себя. Варвара достала из сундука графинчик подкрашенной водки, налила ему полный стакан и себе немножко капнула, улыбнулась:
— Разнесут сейчас по деревне, скажут: Максим в примаки пошел.
— Черт с ними, — думая о своем, ответил он и тоже улыбнулся. — Настя все спрашивает меня, почему не женюсь…
— Выпей, Максимка, выпей, — засуетилась Варвара. — Устал ты…
«Хитрит, — обидевшись, подумал он. — Эх, бабы!» Он быстро выпил.
— Ешь, — она придвинула к нему сковородку с яичницей. — Сыра попробуй. Давно не делала… Толик мой любит…
— Когда он приедет?
— Да, писал, недели через две…
— Особо не бегай за ним. Пусть хоть сена назапасить поможет. С сеном теперь людям больше всего
