— А что теперь?
— Надо подождать, — сказал он. — Немножко подождать.
И сел на откидное сиденье рядом с девушкой.
Когда он переходил из одной секции в другую, то снова почувствовал, что как будто тепловозы идут медленнее. Но, может быть, ему это только показалось?
Он решил пока ничего не говорить Люсе. У нее было очень усталое лицо.
— Ужасно спать хочется, — сказала она.
— А ты поспи.
— На этой вертушке не уснешь…
Кресла и правда были как живые, поворачивались от малейшего движения. Очевидно, специально, чтобы машинист не заснул в пути.
Олег протянул руку и взялся за спинку ее кресла.
— Спи.
Люся слабо улыбнулась.
Он был бы рад, если бы она заснула. Сейчас надо было спокойно ждать. Ведь должен же встретиться на пути хоть один крутой подъем! А если тепловозы идут медленней…
Что-то коснулось его плеча. Вздрогнув, Люся отстранилась.
Олег не шевельнулся, будто ничего не заметил. Аккуратный пробор Люси опять начал клониться в его сторону. Черные волосы легли на плечо Олега.
Он пододвинулся, чтобы ей было удобней. И Люся не отняла голову. Глаза ее были прикрыты.
Осторожно, не вставая, Олег выключил свет в кабине, чтобы он не бил ей в лицо.
Голова Люси тяжело лежала на моем плече. Сквозь рубашку я чувствовал тепло ее щеки.
Мне вдруг стало трудно дышать. Я никогда еще не сидел так ни с одной девчонкой.
Нет, не то чтобы я не имел с ними дела. Наоборот, я ужасно влюбчивый.
Первый раз я влюбился, когда еще в школу не ходил. А потом уже серьезно в четвертом классе в Светку Коновалову.
Она была толстая, в очках и училась хуже всех в классе. Я в нее почти целый год был влюблен. Даже раз маме ее показал. Мама очень серьезно оглядела Светку. А потом сказала, что у меня ужасный вкус, ей просто стыдно за меня и так раскритиковала Светку, что у меня сразу вся любовь прошла.
Потом я уже не влюблялся до седьмого класса.
А в прошлом году у нас все ребята начали влюбляться и все в одну и ту же девчонку — Эллу Зарафьян.
Она здорово играла в баскетбол и ходила с длинной косой. С ней не то что мы, семиклассники, а и ребята из одиннадцатого класса на вечерах танцевали.
Честно говоря, из-за нее я и в «КВС» вступил. Это она все придумала и была единственной девчонкой в нашей компании. Только она, даже прогуливая, училась на одни пятерки. Ее портрет всегда вывешивали на школьной Доске почета. Больше двух недель он там никогда не висел. Кто-нибудь обязательно отклеивал.
Я тоже ее фотографию с доски отклеил. Она до сих пор у меня в столе лежит.
Мы даже целовались с Элкой один раз…
У меня от напряжения затекла рука. Мурашки по ней так и бегали, но я боялся пошевелиться.
Мне еще никогда не было так хорошо, как сейчас. Я даже объяснить не могу, почему мне было хорошо. Просто понимал, что могу просидеть так сколько угодно, хоть всю ночь, только бы Люся не отняла своей головы от моего плеча. Даже дышал потихоньку, чтобы не потревожить ее.
Мне, наверное, тогда с Элкой надо было не целоваться, а сказать: «Сядь рядом и прижмись к моему плечу!»
Только точно знаю, что с Элкой все равно не было бы так хорошо, хоть я и стащил ее карточку с Доски почета.
Олег вспомнил, как на весенние каникулы в прошлом году они всем классом ездили на экскурсию в Узловую. Чтобы сэкономить деньги, не на всех взяли билеты.
А перед Узловой вошел контролер, и Олегу пришлось прятаться. Он лежал на верхней полке за спиной Эллы Зарафьян и не шевелился, пока проверяли билеты.
Элкина кофта лезла в нос, и от нее пахло нафталином. Олегу ужасно захотелось чихнуть. Он зажал себе нос, но стало еще хуже, чуть не задохнулся.
Он уже совсем не мог дышать, но тут поезд заметно замедлил ход. Олег решил, что они уже подъезжают к станции, высунул голову и чихнул.
Контролеры переходили в соседнее купе, по один из них обернулся, чтобы сказать «Будьте здоровы!», и увидел его. Поднялся скандал.
Оказывается, они были еще далеко от станции. Вокзал стоял на горе, здесь начинался крутой подъем, и поэтому поезд замедлил свой ход.
Олег вспомнил крутую дугу рельсов, подымавшихся вверх над кварталами города, лежащими у подножия холма…
Он даже подскочил.
Подъем! Вот он, подъем, где состав замедлит ход. Надо только продержаться до него!..
Люся открыла глаза. Недоуменно посмотрела на Олега и отодвинулась. Поправила прическу. Не глядя на него, спросила:
— Долго я спала?
— Не очень.
Рука Олега просто одеревенела. Он уже и мурашек не чувствовал.
Люся потерла щеку, сердито сказала:
— Не мешало бы тебе иметь на плечах побольше мяса.
— Я постараюсь, — сказал Олег, незаметно растирая руку. — К следующему разу подкоплю.
— Нет уж! Следующий раз я поеду только по билету с плацкартой!.. Где мы?
Она спросила так, будто они ехали в нормальном поезде.
— Слушай, — сказал Олег. — Ты сможешь спрыгнуть на ходу?
— Опять?!
— Нет, я серьезно… Не сейчас. У самой Узловой будет подъем, понимаешь? Большой подъем. Состав там замедлит ход… Понимаешь?
В кабине был полумрак, Люсины глаза серьезно смотрели на него.
— Пора собирать вещи?
Нет, все-таки она была молодец!
— Можешь, — сказал Олег, — И не забудь болгарскую сумку. Там еще столько продуктов. Знаешь, пожалуй, я сойду с ней первый.
Люся засмеялась.
— Учти — мне надо быть в Узловой не позже двенадцати. — Она поднесла к глазам часы.
— Закроются аптеки?
Люся никак не могла разглядеть циферблат часов. Олег потянулся включить свет.
— Не надо, — остановила Люся. — Сколько на твоих?
У него на часах светились стрелки.
— Четверть одиннадцатого, — сказал он. — Не бойся. Там точно есть дежурная аптека.
Люся кивнула.
— Успеем, — сказал Олег.
«Успеем…»
Нет, сидеть и ждать сложа руки он больше не мог. Надо было попытаться еще что-то сделать.
