Все повторял, что кому-то — «пиз..ц!». Я тогда решила его увести оттуда, но когда мы уже уходили, на выходе столкнулись с этим самым… Тетериным. Валера намеренно не уступил ему дорогу, и сопровождавший Тетерина телохранитель ударил Валеру в лицо. А Валера, в ответ, избил и телохранителя и самого Тетерина. К этому времени на входе собралась такая толпа людей, ребят тянули в разные стороны. Тетерин кричал, что это дело так не оставит. А Валера крикнул, что убьет его. Позже я узнала, что до этого у него с этим «ТТ» произошел какой-то конфликт, а я, уводя его, привела в трагической развязке этой ссоры.
Через неделю к нам пришли с обыском, и нашли под ванной девять патронов от какого-то оружия — пистолета, что ли. Этих патронов у Валеры не было. Я это знаю точно. Проверяли серию патронов, которая находилась в отряде, а после криминалистической экспертизы на патронах были обнаружены его отпечатки пальцев. А еще оказалось, что его милицейское начальство уволило его задним числом, с формулировкой: «за связь, порочащую звание офицера и сотрудника правоохранительных органов»; или что-то в этом роде.
От него отвернулись его командиры, друзья и товарищи. А он — гордый! Не стал искать жилетку, чтобы поплакаться. Держал все в себе. Ему предлагали поддержку какие-то криминальные авторитеты, Валера отказывался от нее, считая себя, прежде всего, офицером. Очень сильно ценил это звание, считал это семейной традицией. Ведь его воспитал отчим, который тоже был военным. Но криминальная помощь оказалась более твердой в намерениях и решительной, чем офицерская дружба. Дружба и поддержка…
И теперь он в криминале… — Саша замолчала.
Мне пора, Сережа… — вдруг неожиданно встрепенулась она, вскочила и стала собираться. — Надо бежать!
— Ты не останешься? — растерявшись, спросил Сергей.
— Нет, мне пора…
— Ты же никуда не собиралась?
— Я забыла… Мне пора!
— Я что, тебя чем-то обидел? — разволновался Сергей.
— Нет. Ты тут не причем, дело во мне… — суматошно собираясь, произнесла Александра. — Только не провожай меня! Я сама!
Она выскочила на лестничную площадку и понеслась вниз, цокая заплетающимися каблуками. Сергей закрыл дверь. Взял в холодильнике бутылку пива и вернулся в спальню. Долго сидел на краю кровати, раздумывая над тем, что услышал от Александры и только спустя время понял, что она почувствовала себя предающей его, как когда-то его предали боевые друзья и командиры.
«Ведь, если это так, я могу больше ее не увидеть! Что делать? Как быть?.. Без нее… мне тоже пиз..ц! Полный пиз..ц! Мне, смерть, без нее! — Сергей отставил бутылку пива, взял телефон и набрал ее номер. Но номер оказался недоступен и металлический женский голос холодно ответил:
«The subscriber» s station is switched off or temporarily inaccessible» (Аппарат абонента выключен или временно недоступен). — Вот тебе и поговорили! — заключил Сергей, вспомнив сказанные Александрой слова:
«Прежде ты со мной разговаривал… Я на это не обижаюсь… Если мы не будем разговаривать, наши отношения будут похожи на проституцкие… Поговори со мной!..» — Поговорил! Вот я — мудак!»
Сашка позвонила через три дня.
— Сашка! — радостно воскликнул Сергей. — Привет мой сладкий…
— Серенький! — перебила она. Ее голос был взволнованным. — Извини меня, прости! Конечно, надо было встретиться, но у меня нет такой возможности. Не звони мне больше на этот номер.
— Что случилось?
— Вообще не звони. Не ищи меня. Кажется, Валера… он догадывается о нас! Я тебя умоляю, если ты меня любишь — оставь меня!
— Я без тебя умру… — низким дрожащим голосом произнес Сергей. — Оставь мне хоть что-то!
— Прости! Прости меня… и пойми! Прощай!
Сергею стоял как каменный, и ему казалось, что это его сердце бьется остервенелыми, монотонными и короткими гудками:
Пип, пип, пип, пип… Пип…
Всю вторую половину недели Сергей не находил себе места. Ему необходимо было увидеть Александру хотя бы краем глаза, дотронуться до нее, поговорить с ней, но об этом невозможно было договориться, ее телефон был выключен. И его телефон молчал.
В выходные, в ночном клубе «Золотая игуана» Александра не появилась. Ожидание у подъезда ее дома также не дало никаких результатов. Но, поздним воскресным вечером, от нее пришло сообщение. Сергей уже спал, потому обнаружил его только утром.
Содержание сообщения было рваное и непонятное:
«Нашел твой ключ. У меня псих… Закрылась в ванной.
Я боюсь позвонить. Люблю…»
Сергей попытался перезвонить, но абонент, как и прежде, был вне зоны доступа. За весь день Саша так и не позвонила. Не позвонила и на следующий день.
Глава пятая
— Валера, мне нужно с тобой поговорить… — у Александры едва заметно дрожал голос. — Серьезно!
— Давай позже, — остановил ее муж.
Саша отвернулась к окну.
«Если я сейчас этого не сделаю… — думала она, — уже, наверное, не сделаю этого никогда… — слово «никогда» еще больше напугало ее, хотя она и без того была чрезвычайно взволнована. Сколько раз она намеревалась начать этот разговор. Сколько раз она представляла то, как скажет ему. Признается, или соврет. — Надо только решить: солгать или признаться. Сколько раз начинала, и…
«Признаться… или соврать?» — был уже решенным вопросом.
Выбор между правдой и ложью Сашей был решен не в пользу правды. Правда никогда не интересовала Валеру, точнее, не интересовала с определенного момента. Возможно, когда-то воспитанный в традициях российского офицерства, отчимом-военным она что-то для него и олицетворяла… Но, теперь Валерий Непокрылов, в правду не верил, потому что он, слишком хорошо знал ей цену. Эта цена, в свое время, равнялась девяти годам лишения свободы, с отбыванием срока в колонии строгого режима. Эта была цена правды, которая никого тогда не интересовала. И это была только его правда, с которой он отсидел в камере полных девять лет. В камере, похожей на банку с пауками: с отъявленными бандитами, убийцами, насильниками, ворами и простыми мужиками, многие из которых были людьми абсолютно случайными для зоны.
«Соврать!» — эта ложь уже ничего не значила для Александры. Александра любила Сергея, продолжая по привычке любить Валеру. Это должна была быть ложь ради любви. Это должна была быть ложь во спасение. Сложнее всего, обстояло дело именно сказать об этом мужу. И дело было даже не в том, сказать правду или сказать неправду, а в том — как сказать. Вся неизвестность и опасность крылась в тяжести пока несказанных Александрой слов. В словах, которые могли пулей застрять в сердце, могли убить.
«Признаться… или соврать?» — уже не имело значения.
«Признаться… или соврать?» — означало «убить».
