Правда или ложь, теперь, мало что меняли, и для Александры означали одно, — предсказуемую агрессию мужа. — «Признаться… или соврать?»
В действительности, и то и другое действие представлялось ей равнозначным по степени ответной реакции. Каждый раз, когда Александре удавалось подгадать момент, уловить настроение, определить степень занятости — подворачивался случай заговорить, что-то да останавливало, настораживало, потому как казалось, разговор был обречен на провал.
Саша смотрела в окно, от негодования и страха ей хотелось плакать. Глаза наполнились сыростью. Аккуратно, мизинцем она убрала влагу из уголков глаз и развернулась, крепко ухватившись руками за подоконник.
— Нужно поговорить. Это очень важно! — настойчиво проговорила она.
— Чё такое… О чем ты хочешь поговорить? — с явным недовольством произнес Непокрылов, голосом насаждая пространство комнаты раздражением и агрессией. — Что это не может подождать? Или тебе обязательно надо перебить меня, если я чем-то занят? Займись чем-нибудь? Найди себе какое-нибудь занятие! Сказал же — позже… Не-ет!
— Зачем ты заводишь себя… — зарыдала Саша, ее лицо скривилось в уголках рта, и слезы в ее глазах уже нельзя было ничем остановить. — Ты меня совсем не слушаешь! Ты, все время занят! Тебе нет до меня никакого дела! Ты… ты… как с тюрьмы вернулся… ты… — рыдала она, поджав нижнюю губу, — я не хочу с тобой больше жить! Я хочу уйти! Я больше не могу так! Я устала! Я столько тебя ждала… ждала чтобы ты…
— Чё, ты, хочешь? — перебил он ее, — ты же знаешь, я терпеть не могу твои сопли и нытье… Успокойся!
— Я… хочу… уйти! — как можно увереннее произнесла она.
— Что?!
— Я хочу уйти! — настойчиво повторила она снова.
— Куда ты хочешь идти?
— Я хочу уйти. От тебя, — повторила она вновь, с металлическим звонов в голосе. — Я не хочу так жить! Я не могу…
— Чё, ты, делала… — брызнул злой слюной Непокрылов, — чтобы устать? Мешки грузила? Или «ментовской» беспредел девять лет терпела?
Или, тебе, бедолаге, есть нечего было?
— Причем тут это?! — плакала Саша.
— Может, койка на спину давила? — гневливо скалился Непокрылов.
— Перестань! — всхлипывала она.
— Тогда, чё, ты, хочешь? — он замахнулся на нее раскрытой ладонью, но сдержался. Александра зажмурилась.
Никогда прежде, ни разу за совместно прожитое время, он не поднимал на Александру руки. Никогда. Кроме последнего раза, после тюрьмы, когда он вроде бы в шутку шлепнул ее по колену. На глазах Александры тогда проступили слезы, рука у Валеры была тяжелая. Такого не было прежде, да и когда это могло произойти — он отсутствовал в ее жизни целых девять лет. Девять лет ему было не до этого. А в тот счастливый год их жизни, когда они действительно было вместе, этому просто не нашлось места. Просто не могло быть.
Валера женился на Саше, когда ей исполнилось семнадцать лет. Ему было двадцать шесть. Их объединял секс и развлеченья; ей казалось, что она с ним, как за каменной стеной. А он, когда-то уже побыв семейным, воспитывал ее как ребенка, для себя. Они встречались полгода, а потом поженились. Саша забеременела, но на седьмом месяце беременности она потеряла ребенка… Валере дали девять лет.
Девять лет разлуки. Целая жизнь.
Тогда она была для него еще глупышкой, а он был старше ее на восемь лет, но…
Она обещала ждать.
— Я устала быть одна! Я была одна — девять лет… и сейчас продолжаю быть одна. Ты — есть, и тебя нет! Тебя нет рядом, несмотря на то, что ты есть… Ты, не со мной! Ты остался в своей зоне, в своей вонючей тюрьме! Среди своих… своих вонючих… своих… — Александра не нашла слова чтобы заменить слово «братков», которое сейчас ей казалось тошнотворно неприятным. Отвратительным.
— Закрой рот!
— Я ухожу!
— Закрой… свой… рот, я тебе повторяю! — выражение лица Непокрылова приобрело волчий оскал. Саше стало страшно. Ее трясло, колени дрожали, и она рухнула на стоящий позади диван, словно под тяжестью непомерной ноши. Спрятав лицо в ладони, она тихо плакала. — Куда ты собралась уходить?
— К маме… — сквозь ладони ответила она.
— К маме? — удивился Непокрылов. — Или ёбаря себе нашла за это время? Думаешь, я не знаю, как ты шлялась по кабакам?
— По ночным клубам! Откуда ты знаешь? — всхлипывая, удивилась испуганная Александра, вырвав свою голову из ладоней.
— Я много чего знаю! Поняла? Так, что сядь и не рыпайся! — Непокрылов уставился в телевизор.
— Что ты знаешь? — тихо произнесла Саша. — Что? — Она испугалась, что Валера знает про Сережу, что ему кто-то донес про них, рассказал.
«Может, этим спровоцирована его холодность? — мелькнуло в ее голове, — он все знает!»
Непокрылов продолжал сосредоточенно смотреть в телевизор, словно и не слышал последнего вопроса. А может быть не хотел на него отвечать. Лицо его стало спокойным, и Саша за долгое время разлуки вдруг заметила в нем перемены. Лицом Валера действительно стал походить на волка или собаку, морщинки у глаз, между бровями и там где некогда на щеках были улыбающиеся ямочки, появились глубокие линии-трещины. Которые прорезаясь, «разбивали» лицо на части, превращая его посеревшую лицо в морду зверя-оборотня.
Но, в Валере изменилось не только лицо. Во внешности Непокрылова изменилось многое. Изменилась осанка — он ссутулился, изменилась речь — она стала непонятная, изменилось тело — оно стало серое. Его тело приобрело специфический запах, который Александре не понравился сразу, едва она прильнула к нему во время первой ночи.
«А может это от времени? — думала она. — Может, я просто забыла его запах? Но разве он был таким?»
Запах прокуренного тела, высохшего и, казалось, чужого ей не нравился. И ей было невдомек, что первопричиной явилось то, что она подсознательно стала сравнивать его с запахом тела Сергея. Она думала, что Валерин запах выветриться со временем, вымоется душистым мылом, выпариться банным паром, но он никуда не исчезал, словно въелся в его высохшую кожу, продолжая жить внутри него инородным телом, наряду с ненавистью и озлобленностью, черствостью и замкнутостью. Посеревшая коротко стриженая голова, стала серо-пепельной и совершенно ему не шла.
— У тебя кто-то появился?.. Кто-то есть? — спустя какое-то время спросил Непокрылов, сложив руки на стол.
— С чего ты взял? — спросила Александра, пытаясь справиться с волнением.
— Я задал тебе вопрос: «У тебя кто-то есть?» — грозно переспросил он снова.
У Саши затряслись руки.
— Нет! — произнесла она очень четко и громко, чтобы не выдать волнения.
— Скажи правду! — рявкнул он.
— Нет! — повторила она так же громко и выскочила в ванную комнату, в которой заперлась, и включила воду, чтобы замаскировать свои рыдания.
Непокрылов не рвался в дверь ванной. Не стучал и не просил Александру выйти и поговорить. Сидя на краю ванны, сквозь шум воды, Александра слышала несколько глухих коротких ударов в стену — так Валера обычно понижал концентрацию злости. После чего она сделала напор воды слабее, сквозь который распознала его едва слышимые шаги мимо двери в ванную — из зала на кухню, и с кухни в зал. И больше
