была неестественно длинной. Неестественно длинной у животного оказалась шея, вероятнее всего от продолжительного пребывания в подвешенном состоянии. А еще у нее были страшным образом выпученные мутные глаза, по которым ползали противные зеленые мухи и кривая оскалившаяся пасть с желтыми клыками и резцами, и засохшей между ними паутинкой рвотной слизи, по которой ползал маленький паук. К передним кошачьим лапам толстой алюминиевой проволокой была прикручена пластиковая тара от средства бытовой химии «Триалон».
Трансформирование этого образа, воспроизведение образной памятью в форме представления реального трупного запаха и осознание того, что деформирование тела животного было результатом, скорее всего насильственных действий над животным со стороны человека, у Сергея вызвало слабую тошноту и головокружение, и осознание того, что смерть — это, действительно, конец. Это прекращение жизнедеятельности отдельного организма, равновесие которого, основанное на преобладании порядка, смещается в сторону беспорядка — и является завершением его периода существования. Смерть — это конец. А ни какое-то метафорическое обозначение одного из двух полюсов амбивалентной тенденции размывания определенности субъект-объектной оппозиции в рамках постмодернистской программы преодоления традиции бинаризма.
Сергей сомневался в своих намерениях. Но стоило ему вспомнить тот ужас, который он испытал, когда на его глазах машиной Могилевского были сметены люди, у Сергея снова не оставалось чувства сомнения или отождествления справедливого убийства Могилевского с чем-то противоестественным или противозаконным.
Вспомнить еще какие-либо естественные или противоестественные смерти, виденные им лично, как Сергей не старался, вспомнить не смог, и согласился с тем, что все остальные, виденные Сергеем смерти относились к разряду телевизионных, так называемых — киношных.
Прокручивая в памяти последнее запомнившееся, Сергей отдал предпочтение фильму, который в прокате назывался «Гнев», но его оригинальное название звучало как «Man in fire» — «Мужчина в огне». Главную роль в фильме сыграл американский актёр Дензел Вашингтон. Но, пожалуй, Сергей вспомнил не оригинальный сюжет, в основе которого была достаточно жизненная история кровавой вендетты бывшего правительственного киллера Кризи. И не визуальные сцены с плавающей камерой и сменой яркости, или так запомнившаяся Сергею музыка из фильма, которую он позже разыскивал по всем музыкальным магазинам. И даже не то, как хладнокровно герой убивал обидчиков маленькой девочки, Сергей вспомнил, как легко он убивал и как легко они умирали. Как бесстрашно и без каких-либо колебаний, без сомнений и сожаления герой Вашингтона это делал, и с какой готовностью и бесстрашием к смерти, и даже казалось, с какой-то иронией и восторгом умирали противостоящие ему враги.
В конце концов, в попытке спонтанно ответить на вопрос: как убивать? Сергей не смог однозначно выбрать способ исполнения убийства, но пришел к выводу, что оно должно выполнять несколько условий: простота исполнения и минимальная продолжительность процесса — не быть кровавым и не вызывать физиологическое отвращение.
Во-вторых, какой будет избран вид оружия.
Вид избранного орудия мести прямым образом влиял на способ убийства. Точно так, как избираемый способ мести, вносил соответствующие коррективы при выборе оружия возмездия.
Раздумывая, чем именно убивать, Сергей выдвинул следующие требования.
Оружие должно было быть простым, легким и доступным, приобретение которого не потребует больших денежных вложений и какой-либо регистрации.
Нет, деньги, конечно же, у Сергея теперь водились, все-таки у него была новая престижная работа. Но с появлением финансовой респектабельности у Сергея не оказалось одного весьма распространенного сопутствующего побочного эффекта — тяги к покупке ненужных вещей и пустым тратам, к которым, по каким-то необъяснимым для себя причинам, Сергей отнес и приобретение орудия убийства.
Избранное оружие должно было быть бесшумным — применение, которого не привлекло бы постороннего внимания и не выдало бы его места и времени применения. Кроме того, использование которого, не требовало каких-либо специальных знаний и навыков. Поэтому вопрос с приобретением травматического огнестрельного или холодного оружия отпал как не удовлетворяющий предъявляемых требований. К тому же Сергей подозревал, что страдает легкой формой гематофобии — боязни крови, поэтому никаких разговоров о применении колюще-режущего оружия: ножей, «заточек» и прочего; вовсе не могло быть и речи.
Ну и, в-третьих, убийство должно было стать из разряда «глухарей».
Сергей не планировал садиться за убийство в тюрьму и, пожалуй, этим было спровоцировано желание узнать каким образом и с использованием каких оперативно-следственных методов происходит их раскрытие. В очередной раз, Сергей обратился к своему единственному красноречивому и преданному советчику — интернету, набрав в поисковом поле:
«Нераскрытые убийства — условия раскрываемости».
Первая появившаяся на запрос ссылка звучала: «Край «глухарей»: хроника нераскрытых убийств». В статье говорилось о бездействии правоохранительных органов и нерегистрации милицией отдельных преступлений в Теллурийской области, в содержании которой Сергей не нашел ничего для себя существенного и полезного.
Во второй, рассказывалось, что Иодогорск стал примером стопроцентной раскрываемости убийств… и, что из совершенных в стране двадцати двух тысяч убийств, органами внутренних дел раскрыто более восьмидесяти пяти процентов.
Далее, какой-то бывший милицейский чиновник рассказал, как органы «накручивают» статистику раскрываемости…
Следственный комитет прокуратуры занялся «глухарями» 90-х, раскрыв более двухсот пятидесяти убийств прошлых лет…
Но внимание Сергея привлекла следующая статья под названием «Значение сравнительно- виктимологической характеристики нераскрытых убийств», авторами которой были некие Гандоров и Андрогов-Сандорский.
В статье приводился некоторый анализ насильственной преступности за последние десять лет, и ее структурно-качественное преобразование. Рассматривалось криминологическое изучение жертв преступлений, которому отдавалось ведущее положение и важная роль при определении причин преступлений, а также разработке целенаправленных предупредительных мер. Затронута была и виктимологическая проблематика, которая наряду с криминологическим изучением жертв преступлений была особенно значима при изучении насильственной преступности и во многих случаях имела характерные изменения, в том числе такой ее наиболее тяжкой разновидности, как убийства.
Последняя, кстати, складывалась из сведений, относящихся к самому потерпевшему, а также к тем сторонам преступного поведения, которые в немалой степени обусловливались особенностями его личности.
Сергею, статья показалось интересной и познавательной, и он принялся ее читать, периодически возвращаясь к ее началу, так как смысл читаемого им материала казался местами запутанным и не совсем понятным. В тексте встречалось множество специфических терминов и цифр, что у Сергея пошла от них кругом голова, но он все равно продолжал читать.
Читая про неблагоприятные количественно-качественные сдвиги в состоянии убийств, было отмечено, что весьма острым оставался вопрос их неудовлетворительной раскрываемости. Это, прежде всего, касалось так называемых новых, нетрадиционных убийств, явно не вписывающихся в круг ранее доминировавших досугово-бытовых преступных посягательств на жизнь человека.
В статье были отмеченные моменты, свидетельствовавшие о необходимости более внимательного изучения не только раскрытых, но и нераскрытых убийств, в том числе под углом выявления специфики их виктимологической составляющей. С этой целью был проведен анализ уголовных дел о нераскрытых убийствах, приостановленных производством по причине неустановления лица, подлежащего привлечению в качестве обвиняемого.
Рассматривая некоторые результаты сопоставления сведений, содержащихся в делах о нераскрытых
