осталось ни следов пыли, ни грязи. Серые брюки, набухая от влаги, становились мокрыми и темными. Становились обильно смоченными водой. Потому что в действительности, Сергей пытался скрыть стыд — скрыть образовавшееся небольшое сырое пятно мочи на брюках. Пятно от нестерпимой боли. Пятно от страха… Пятно от смеха окружающих…
Спустя два года, Сергей закончил школу. Выбрал институт. Выбрал специальность программиста. Спустя два долгих года после того случая, он не забыл жестокой обиды нанесенной ему и мечтал когда- нибудь отплатить, за эту жестокость.
Он выбрал институт, в который поступали все из его школы. Второсортный институт, если не третьесортный… Единственный институт в провинциальном городке. Институты пошикарнее были Сергею не по карману. Институты с достойным образованием были для него далеки и недоступны.
Сергей учился хорошо. Было какое-то непреодолимое желание быть лучше всех: учиться лучше всех, знать больше всех, уметь что-нибудь, чего не умеют все остальные. Но всегда выискивался кто-то, кто учился лучше, знал больше, владел чем-то, чего не умел Сергей. Всегда оказывался кто-то, кто был уже тем, кем Сергей только стремился стать. Кто был уже таким, каким он старался сделаться.
В стремлении стать лучше Сергей увлекся литературой. Записался в центральную городскую библиотеку. И с первым визитом в городскую библиотеку украл первую попавшуюся книгу. И больше библиотек не посещал.
Первой украденной книгой оказался роман Генри Рейдера Хаггарда «Дочь Монтесумы». Закрывшись в комнате общежития, Сергей стал читать, и впервые после школы ощутил, что читая, может погружаться в мир происходящих в книге событий. Сергей был в восторге. Он не мог оторваться, читал запоем, не замечая, как кончился день, и наступила ночь…
«Дочь Монтесумы» Сергей прочитал дважды. Сразу. Один раз за другим.
Эту книгу Сергей прочитает восемь раз, пока будет учиться во второсортном институте, на программиста. В этой книге, Сергей найдет все, что его волновало в тот момент — любовь, смерть, месть, торжество справедливости… любовь. Но самое главное — торжество справедливой мести…
Друзей среди однокашников Сергей не заводил. Ну, может быть, кроме «Цыгана» — Савы Комарова, чья бабушка была комендантом общежития. В действительности Сава не был цыганом, его так дразнили из-за поразительного сходства с веселым и отчаянным Яшкой-цыганом из «Неуловимых мстителей», знаменитого истерна о Гражданской войне. Нельзя сказать, что Сергей сдружился с Савой исключительно из меркантильных побуждений или того хуже — из какого-то расчета, ради получения своей выгоды, хотя, если более внимательно присмотреться к характеру их отношений, можно было назвать это и так. Но с самого начала их непродолжительная дружба имела весьма предрасполагающие причины, по которым их связь совершенно справедливо можно было назвать искренней и взаимной, и которая казалось, не была спланированной или выгодной. В конце концов, каждый что-то приобрел от этой дружбы. Сава Комаров, например, считал, что знакомство с Сергеем подарило ему вторую жизнь.
Как-то заснув на скучной лекции и проснувшись через некоторое время, Сергей не обнаружил сидевшего рядом с ним Комарова. Взбудораженного после сна Сергея успокоили ближайшие соседи, сказав, что он отпросился в туалет. Еще в середине пары. Сидя под знойными лучами весеннего солнца, бьющего через окно учебной аудитории, Сергей без всякой на то причины нарисовал на полях своего девственно чистого листа тетради казнь маленького человечка за что-то убиенного на виселице. Объяснить рисунок Сергей не мог. Он вышел как-то сам собой, абсолютно непринужденно и абсолютно ничем не навеянный. Разве что лучами знойно-испепеляющего солнца и душностью и нудностью изучаемой дискретной парадигмы информационно-вычислительной революции. Но нарисованная смерть, зародила в душе Сергея какую-то необъяснимую тревогу. Каких либо других мыслей в изнеможенной жарой голове Сергея в этот момент не было. Чувствуя дрожащую в самом желудке раздраженность, сухость и послевкусие, образовавшееся во рту с разложением остатков съеденного на перемене бутерброда, Сергей отпросился, извинился и вышел из аудитории под искреннее недоумение ворчливого преподавателя:
— Что это? Что случилось? Очередные «моченедержанцы» — выходят и выходя в туалет… а прежние — не возвращаются? — аудитория взорвалась смехом и пчелиным гулом; но дверь захлопнулась, и стало непривычно тихо. Сергей пошел по тихому коридору, туда, где искусственный тусклый свет кончался, и начиналась тьма, в которой жили сырые призраки и тени, и еще много чего придуманного воображением Сергея по пути. Он вспомнил старую институтскую байку о том, что лет десять назад в туалете было найдено тело студента Витьки Пудякова, повесившегося на канализационной трубе. Почему-то никто не мог припомнить точного времени, когда это произошло. Ни студент, рассказывающие эту историю, ни профессорско-преподавательский состав, который словно практикуя самобичевание, заставил себя забыть как сам случай, так и его подробности. Терзаемые бесконечными расспросами не одного поколения первоучек они ничего не могли рассказать или припомнить. Между тем, вспоминая эту историю на какой- нибудь студенческой вечеринке или на субботнике рассказчик всенепременно заострял внимание на одной отвратительной детали: повесившись на сливной трубе, по которой со скоростью водяного потока летало говно, кишечник Витька опорожнился и его содержимое, как по трубе, пролетев по извилистым широким штанинам выскочило наружу, заляпав блестящие лакированные ботинки.
С этими не очень светлыми и не очень радужными мыслями Сергей подошел к темноте. Подумав о том, что именно в темноте живут привидения и многочисленные духи, он приблизился к ее границе нечетко разделенной дневным светом и, не останавливаясь, но осторожно заступил в нее сначала одной ногой, а следом — другой. Пройдя некоторое расстояние, почувствовав на теле волну неконтролируемых и невыносимо озорных мурашек, Сергей радостно отметил, что не был облеплен летучими демонами или застрявшими в этом мире астральными духами умерших студентов, возводя эту радость в ранг истинного счастья. Остановившись у туалета, он ногой толкнул дверь и очутился в вонючей сырой, но светлой «пещере» с вечно капающей, откуда-то из-под потолка водой. Сергей испытал некоторое облегчение после того, как войдя в туалет, не обнаружил висящего под потолком, на канализационной трубе, обосранного тела Витьки Пудякова. Пройдя мимо изодранных и обшарпанных туалетных кабинок, Сергей не заметил ничего странного, и остановился у писсуара, выложенного из кирпича и бледно-зеленой облицовочной плитки, долларового цвета с мутновато-белыми прожилками, внутри которого находилась распиленная по оси стальная труба, уложенная под небольшим углом в сторону слива. Конструкция по внешним признакам напоминала водораздаточное устройство для ферм, из которого домашняя скотина пьет воду, подаваемую из водопроводного крана по каналу желобкового устройства. Исполнив процедуру «освобождения», Сергей испытал облегчение и собрался было уже идти обратно, как вдруг заметил торчащие наружу из под жидкой двери кабинки разъехавшиеся ноги Савы. Они находились в том неестественном положении, в каком человек скорее оказывается уснувшим, перед телевизором и в кресле, нежели на унитазе со спущенными штанами.
На мгновение Сергею стало не по себе.
«Неужели труп?!» — подумал Сергей и его желудок судорожно сжался.
Нервно оглядевшись по сторонам, Сергей глянул под потолок, словно ожидал вслед за дикими мыслями появление мертвого тела висельника Пудякова или, как минимум, проявление его астрального духа или визуального образа отражаемого замызганным зеркалом. Сергей медлил. Дверь кабинки была заперта изнутри и, прижавшись к ней ухом, Сергей позвал Комарова.
— Сава… Сава, ты живой?
Комаров не ответил.
Сергей потер себе лоб. Сморщившись, как морщится человек, которому неприятно сама мысль о каком-то неприятном действии, с выражением нервного отвращения, Сергей тихонько пнул торчащую Савкину ногу.
— Сава, ты чё, там? Обосрался? — нервно спросил Сергей.
Но тот не отвечал. Трезвея ото сна, Сергей очень четко понял, что надо ломать дверь. Отстранившись от двери, он оценивающе оглядел ее и заметил неглубоко выцарапанную пошлость. На двери было выцарапано:
«Отсосу! Дождись своей очередь!»
Ухватившись за ручку обеими руками, рассчитывая силу рывка, с учетом ее ветхой внешность, Сергей дернул дверь на себя. К его удивлению дверь не поддалась, кисло-противно скрипнув в ответ. Упершись на
