Резонно.
- Пока ничего. Там посмотрим.
Интригуем.
- Весьма неясно, какое меня ждет будущее. Я слышал, что мой отец уже в десять лет водил истребители. И тоже бы хотел научиться.
- Кто тебе рассказал об этом?
- Эта женщина, - Люк кивнул туда, откуда они свернули.
- Вот как. А что еще она рассказала тебе о... - Вейдер запнулся, чуть не сказав «обо мне», и сразу же поправился, - об Энекине Скайуокере?
- Да, в общем-то, ничего. Только то, что он был известен, и то, что он погиб двадцать лет назад. Она большей частью была удивлена, что у него есть сын.
- Ясно.
- Но все это мне уже рассказал Сид.
- Сид?
- Тот безобидный старик. Он так себя назвал.
«Ай, Палпатин... Ну, ничего. Сид, значит».
- Не все так, как кажется...
- Да-да, мне уже Линнард намекал.
«Доктор - молодец. Слово держит. Значит, за Люка точно можно не беспокоиться».
- Это все твои вопросы?
- Нет. Вы знаете что-нибудь о моей матери?
Лучше б я не спрашивал.
- Да...
- Расскажите. Как ее звали. Чем она занималась. Похож ли я на нее. Что случилось с ней. С моим отцом.
И кто меня просил? Император же советовал следить за словами!
- Люк, это длинная история, а у меня нет времени. Я тебе все расскажу. Как только вернусь. Обещаю.
Еще одно бегство?
- А вы не умолчите? Не солжете?
Нет, нельзя говорить полунамеками. Надо хоть что-то объяснить. Иначе можно лишиться доверия.
- Обещаю, что нет. Что касается твоего будущего - у тебя есть дар. И его нужно развивать. А дальше ты сам выберешь, чем тебе заниматься. Но военное дело - не твое.
Ответ Люка удовлетворил, но прошлое его интересовало больше чем будущее.
- Скажите хоть, похож ли я на мать?
Вейдер внимательно осмотрел сына, прежде чем ответить.
- Внешне - больше... на отца. Цвет волос... цвет глаз. Но рост - ее... и характер.
Люк с жадностью впитывал медленные, слишком медленные для Вейдера слова.
- А отец был выше? - лихорадочно спросил он.
- Значительно выше, - улыбнулся Вейдер. И Люк хоть и не видел, но откуда-то знал, что он улыбается.
- Примерно как вы? - продолжал свой допрос юноша.
Именно - допрос. Ощущение, что сейчас тебя расколют. Гены, сила бы их побрала.
- Почти как я, - глухо отозвался Вейдер, «радуясь», что на нем непроницаемая маска.
Мысли пока читать сын не мог, только улавливать эмоциональный настрой. Но без маски, кто знает, выдали бы его глаза? Выражение лица?
«Совесть, подруга верная моя! Ты как всегда не дремлешь. Но не могу я сказать правду. И лгать тоже не могу. Хотя полуправда ничем не лучше».
Но никто легкой жизни ему не обещал. Никогда. Ни на секунду.
ГЛАВА 21. ТРЕВОГА И ВЕЧНОСТЬ
Свежий ветер высокогорья приятно охлаждал лицо и, в отличие от знойного татуинского, не содержал песка. Чистый воздух. Даже слегка морозный. Вот оно - верное слово. Не прохладный - а морозный, несмотря на то, что солнце светило весьма ярко, и в долинах к полудню воздух раскалялся. Чтобы через пять часов уступить вечерней прохладе, когда наставало, пожалуй, самое подходящее время для длительных прогулок по ущельям. Вечер окрашивал оранжево-красным закатом облака и снежные пики далеких гор. Возникала иллюзия того, что объятые огнем верхушки скал - раскалены: то ли на вершинах случился пожар, то ли разом проснулось несколько вулканов. Но на самом деле - горы просто заслоняли заходящее солнце.
Что может быть лучше вечерней прогулки вдоль безмолвных каменных нависших стен? Тишина. Лишь мелкая поросль шелестит на ветру. Под ногами щелкают мелкие камешки. Ты один и со всем миром. Ощущение полноценного одиночества и связи с макрокосмосом, когда ты одновременно: и желтая высохшая травинка на ветру, и сорвавшийся вниз серый валун, и еле-еле заметное вдалеке синее озеро.
«Я был один, но никогда не был одинок. И вот теперь здесь - я начинаю понимать. Я обретаю одиночество и всепрощение. Всепонимание».
Камни и высокое небо. Да, предки Органы не зря стали следить за сохранением ландшафтов и рельефов родной планеты. Инженерам и строителям пришлось серьезно ломать голову, чтобы приспособиться под прихоти королей и не отстать от остальной галактики. Строились долго и затратно, тщательно сохраняя природу и обеспечивая себе комфорт. И вышло, что королевский каприз в результате оказался полезным для всех альдераанцев. Подобных планет не было больше нигде. Все удобные для проживания - фактически были мертвыми искусственными конгломератами. Разве где-нибудь в Галактике найдется еще одно такое место с естественной флорой и технически прогрессивное? Место, столь богатое красками для созерцателя? Для рыцаря, бросившего политику? Вряд ли.
Альдераан! Планета-заповедник идеально подошла бы джедаям. Среди тишины и покоя, наедине с вечными камнями - символами стойкости, сколько бы было у рыцарей минут для сосредоточения и воспитания выдержки! И кто только выдумал строить Храм Ордена в столице? Когда ему самое место здесь. Окруженный хвойными лесами, быстрыми горными реками с ледяной пенящейся водой, и величественными снежными хребтами Храм, не отвлекаясь на текущие дела обычных людей, стал бы проводником Великой Силы. Но нет, увы, он возвысился на Корусканте и сразу оказался на пересечении интриг, мелочных дрязг и бессмысленных войн. С каждым поколением рыцари, находящиеся в водовороте событий, забывали о главном. И постепенно произошла подмена понятий: джедаи уже бездумно по традиции следовали за долгом, мотаясь по всей Галактике и помогая Сенату устанавливать демократию. Давно ли долгом рыцарей стала суета и тлен? Последние сто лет? Двести? Тысячу?
Кеноби усмехнулся. Как долго он сам этого не понимал. Даже оставив политику и махнув рукой на проблемы людей, даже ведя жизнь татуинского отшельника, он не постигал, в чем оно состоит - предназначение джедая. Но стоило вернуться сюда, болью совести откликнуться на откровения призрака, стоило подняться наверх, оглядеть горный массив, вдохнуть воздуха, чтобы прозреть. Чтобы, наконец, разобраться в смысле Кодекса.
Нет привязанностей, есть Великая Сила.
Стоило прожить наедине с собой достаточно долго, чтобы прийти к пониманию того, что пытались объяснить мастера Ордена маленьким форсъюзерам, еще не ставшим падаванами и только начавшим первые шаги в мире Великой Силы. А может, дело было в том, что, не имея должного опыта, учителя не могли поделиться знаниями, казавшимися им самим устаревшими? Ведь передать то, что сам до конца не понимаешь, - нельзя.
А может это - высота и разреженный воздух кружат голову, и оттого в ней возникают безумные мысли?
