придерживаются мнения о злобных учителях и директорах школ, вводящих в обиход строгие правила.
Что такое слезы? Ответ прост: соленая вода. Но почему же тогда так больно? Почему так отвратительно чувствовать их на своих щеках? Отчего в душе просыпается ненависть к самой себе и к своей слабости? Это ужасно, невыносимо. И вместо души в груди огромная черная дыра, в которой пропадают все эмоции. Ничего не осталось. Радость – выдумка. На самом деле, она всего лишь иллюзия и сладкий самообман.
Жизнь давным-давно установила свое собственное правило. За все нужно платить. В том числе и за счастье. Пусть и не всегда, но чаще всего минута радости потом оборачивается часами страданий. За каплю радости придется расплатиться морем слез, иначе обмен окажется неравнозначным. Во всяком случае, у Люси все обычно так и происходило.
Она уже неоднократно успела удостовериться в том, что это правило работает.
Лежа на кровати и глядя в потолок, она раз за разом прокручивала в памяти события сегодняшнего дня. По щекам её текли слезы, и, казалось, они никогда не остановятся, так и будут катиться из глаз, сбегая за ворот водолазки... Отчаянно болело всё тело, а ещё все время напоминала о себе саднящая губа. В ранку попадали слезы, и боль вновь вспыхивала в сознании. Она не была сильной. Терпимая, почти ничтожная, но для Люси сейчас всё приобрело масштабы катастрофы.
Это казалось настолько неестественным, что девушка отказывалась поверить. Однако синяки по всему телу и разбитая губа без слов говорили, что она ничего не выдумала. Это, на самом деле, произошло с ней. И теперь она под домашним арестом до конца каникул.
Мать старательно оттаскала её за волосы, высказав при этом все, что думала на тот момент. А думала она, что вместо достойной представительницы общества воспитала неблагодарную шлюху, которая при первой же возможности сбегает из дома. Летит на крыльях любви в объятия сомнительной личности.
От бесконечного крика, звеневшего в ушах, и слез у Люси болела голова. А ещё отчаянно хотелось уснуть и не проснуться, или пойти и разломать что-нибудь. Например, швырнуть вазу об стену, а потом с удовольствием наблюдать за тем, как по дорогим обоям стекает вода, а на полу валяется море осколков, таких же острых, как и те, что резали её душу в этот момент. Однако Люси держалась и ничего не била. Понимала, тем еще сильнее разозлит свою мать, а Кристина и так находится на пределе. Одно неосторожное движение, одно слово, и прогремит взрыв такой силы, что нынешнее состояние покажется блаженством в сравнении с тем, что будет.
Девушке отчаянно хотелось выговориться, но она привыкла со всеми своими проблемами справляться самостоятельно. Время от времени брала в руки телефон, просматривала номера в листе контактов, но так ни на одном внимание и не остановила. Все равно не смогла бы поделиться наболевшим с посторонними.
В такой ситуации прекрасным собеседником, конечно, мог стать личный дневник. Но с тех пор, как мать и туда влезла, дневник перестал казаться защищенной территорией. В любой момент любая её тайна могла выплыть на поверхность. По закону подлости, который стал верным спутником Люси, в самое неподходящее время.
– Я неудачница, – вздохнув, произнесла девушка, вытаскивая из упаковки ещё один бумажный платок.
И в тот же момент ей самой стало смешно и даже немного стыдно за свое поведение. В конце концов, она – сильная личность. Она может при желании удержать свои эмоции при себе, а не радовать окружающих своими истериками. Вполне возможно, Кристина именно такого эффекта и добивалась. Что ж, пусть радуется. Она смогла довести дочь до слез.
Подойдя к зеркалу Люси скептически посмотрела на своё отражение. Опухшее от слез лицо выглядело отвратительно. Волосы торчали в разные стороны, а заколка, державшая их, где-то потерялась. Когда именно это произошло, Лайтвуд не запомнила, просто не до того было. Когда мать нападала на нее, как разъяренный коршун на несчастного цыпленка, она только и могла, что закрываться ладонями от ударов, заколки волновали её в самую последнюю очередь, если вообще волновали.
За время «воспитательного процесса» Люси сломала пару ногтей, до крови ободрала их, пытаясь вцепиться матери в руку и увернуться от очередного удара. Женщина в минуты ярости совершенно себя не контролировала. Наверное, могла бы и убить, не задумываясь, только потом замечая, что натворила. Так называемое состояние аффекта давало о себе знать. Кристина приходила в ярость, и эта ярость вырывалась наружу стихийно, сметая все на своем пути. Она готова была уничтожить своего соперника. Люси неоднократно доставались от матери затрещины и зуботычины, так что она прекрасно понимала, с насколько страшным человеком живет под одной крышей. Время от времени она даже жалела мать, но иногда сама впадала в праведный гнев, высказывая матери все, что о ней думает. Правда, такие вечера откровений тоже даром не проходили. Люси обвиняли в неблагодарности и снова одаривали пощечиной. Это было неприятно, но зато на душе становилось намного легче, нежели, когда девушка держала все в себе.
Умывшись и приведя волосы в порядок, девушка решилась, наконец, выйти из комнаты и показаться матери на глаза. В конечном итоге, ей нечего стыдиться. Она ничего предосудительного не сделала, а даже если бы и поцеловала Дитриха... С каких пор поцелуи стали считаться чем-то страшным? Вполне обыденное действо.
Хотелось посмотреть матери в лицо, увидеть, какие эмоции на нем отразятся. Почувствует ли Кристина вину за содеянное? Или же снова решит, что поступила правильно, а все остальные – просто идиоты, не способные оценить её воспитательные методы.
Почему-то Люси не сомневалась во втором варианте. Привыкла уже. Смирилась.
Кристина после скандала была вполне довольна жизнью. Она готовила ужин и что-то напевала себе под нос. Скорее всего, вечную классику вроде одного из хитов «Битлз». Голос у Кристины был так себе, музыкальный слух даже рядом не пробегал, потому и песню удавалось узнать лишь благодаря словам.
Люси отметила про себя, что мать совершенно не испытывает никаких угрызений совести по поводу своего поступка. Конечно, она считает, что только так можно сделать из дочери человека. Человека с большой буквы, которым в будущем можно будет гордиться. В своем стремлении к идеалу она забыла о том, что не всегда жестокость – лучший способ достижения цели. Такие методы воспитания хорошо применять к детям капризным, эгоистичным, лишь на собственной персоне зацикленным. В случае с Люси намного действеннее оказался бы разговор по душам. Но Кристина не понимала, как можно обходиться без крика в сфере воспитания.
На работе она была хладнокровна, демонстрировала всем ледяное спокойствие, а дома отрывалась, как могла. Все, кто видел её на работе, вряд ли смог бы предположить, что в жизни она столь озлоблена и пристрастна. Малейшая провинность способна вывести её из себя и заставить испортить жизнь окружающим. Не удивительно, что муж не выдержал такого счастья и нашел себе куда более спокойную и сдержанную спутницу жизни. Она, правда, так и не смирилась с существованием Люси в жизни мужа, но и истерик Кайлу не закатывала, принимала все, как должное.
Прошествовав на кухню, Люси подошла к холодильнику и, не заговаривая с матерью, полезла в морозильную камеру за льдом. Нужно было приложить к рассеченной губе, которая пылала так, словно её огнем обожгли. И, судя по всему, намечалась немалая опухоль. Зеркало в комнате отразило печальную картину, но она была правдива. Все без прикрас, как есть.
Кристина тоже сделала вид, что появления дочери на кухне не заметила. Она продолжала нарезать овощи в салат, как будто это было самым важным занятием в её жизни и ничего более существенного её не занимает. Женщина никак не могла смириться с выбором Люси. В голове не укладывалось, как её дочь могла позариться на такого парня, как Дитрих. Ведь не было в нем ничего особенного, кроме показного лоска, излишнего самомнения или даже, скорее, самолюбования и уверенности в том, что весь мир у него в кармане. Он был наглым, задиристым и просто... Просто отвратительным. И голос у него был мерзкий. Кристина хорошо его запомнила. На самом деле, голос у Дитриха был красивым, просто мисс Вильямс никак не могла смириться с тем, что увидела сегодня на катке и придумывала себе причины для ненависти. Цеплялась к каждой мелочи.
Её поведение не было таким уж странным и необъяснимым.
