– Ты ведешь себя, как маленький ребенок, у которого отбирают игрушку. Слезы, истерики и разъяренный топот. Это со стороны выглядит глупо. Это нелепо и смешно. Поцелуй. Один единственный поцелуй, без всякого продолжения. Если бы ты не пришла, вполне возможно, я бы даже Дитриха оттолкнула... Я не знаю, что со мной тогда было. Я растерялась, потому что это было неожиданно. Мы просто катались на коньках, потом...
– Конечно, просто катались, – передразнила женщина свою дочь. – Видела я, как вы катались. После таких катаний мне однажды подсунут пищащий сверток и скажут, что это олимпийская награда.
– Ты до сих пор наивно полагаешь, что от поцелуя рождаются дети? – хмыкнула Люси. – Странно, учитывая тот факт, что ты уже однажды рожала. Должна вроде знать...
– Не смей дерзить матери! – взвилась Кристина. – Как ты можешь говорить мне такие вещи? Ты вообще слышишь себя со стороны?
– Понятно. Я зря теряла время, – резюмировала Люси и, прихватив со стола воду, направилась к выходу из кухни. – Прекрасная жизненная позиция, мама, – произнесла, притормозив у порога. – Неудивительно, что папа бросил тебя и побежал за первой же попавшейся юбкой. Будь я на его месте, едва ли выдержала бы дольше... Рядом с тобой свихнуться можно за считанные секунды, а вот заботы и поддержки от тебя не дождаться.
– Я запрещаю тебе общаться с этим парнем, – процедила Кристина сквозь зубы. – Он разобьет тебе жизнь...
– Ты мне её постоянно разбиваешь. Я же тебя в этом не упрекаю, – хмыкнула Люси.
– Запрещаю, – повторила куда более яростным тоном Вильямс.
– Я услышала тебя с первого раза. Повторять не обязательно. Знаешь в чем разница между нами, мама? В том, что я слышу все, а ты только то, что хочешь слышать. Все, кто не согласен с тобой – враги народа, и их предполагается подвергнуть опале. Увы, мама, с тобой редко соглашаются, потому и друзей у тебя нет...
– Не учи меня жизни, – прошипела Кристина.
– Даже мысли такой не было, – улыбнулась Люси.
Улыбка вышла вызывающей, насмешливой. Как будто издевательской. Она такой, на самом деле, и была. Люси хотелось показать, насколько ей надоел этот режим, и как она мечтает избавиться от него. Ей практически удалось это сделать. Во всяком случае, мать разозлилась не на шутку. Сейчас Кристина была в ярости. Едва ли не сильнее, чем в тот момент, когда увидела Люси рядом с Дитрихом. Ей хотелось грохнуть пару тарелок, но она сдержалась и продолжила крошить овощи в салат.
Попутно думала над тем, что же она сделала не так. Замечать ошибки, на которые ей указала Люси, она категорически отказывалась. Ей наоборот казалось, что она слишком ослабила свое влияние, вот дочь и позволяет себе подобные выходки.
Жизнь ничему не учила Кристину Вильямс. Она была ужасна в своей непробиваемости и зацикленности на собственной персоне. Если ей чего-то хотелось, весь мир должен был подчиняться.
Дитриха мучили угрызения совести. Он никак не мог смириться с тем, что по его вине пострадает Люси. То, что она пострадает, он даже под сомнение не ставил. От Кристины шел удушающий поток негатива и ненависти, направленный, как на Дитриха, так и на её собственную дочь. Ланц этого не понимал. Вполне нормально относиться с подозрением к постороннему человеку, но как можно обвинять во всем своего ребенка? Обычно родители склонны к идеализации образов своих детей. Своих обелить, других очернить – стандартная практика. Но иногда даже идеальная, отточенная система дает сбой. Так и случилось в семье Люси. Кристина вместо того, чтобы подлететь к наглецу, посмевшему прикоснуться к её дочери и одарить его пощечиной, во всех смертных грехах обвинила Люси. И готова была испепелить её взглядом.
Ему очень хотелось выговориться. Но только подходящего человек на роль собеседника не было. В конце концов, не к матери же идти и рассказывать о своих неприятностях? С Керри тоже не поговорить, она и так с головой в свои проблемы погружена. Дитрих с тоской посмотрел в окно. Он привык к тому, что в окне напротив маячит Паркер с неизменной сигаретой в руке. Сейчас соседа там не наблюдалось, хотя, именно его желал видеть своим собеседником Дитрих. Паркер достаточно хорошо знал Люси, так что и о матери должен был иметь представление. Он ведь совсем недавно хвастал, что знает о Люси все. Вот пусть и поделится своими знаниями.
Открыв окно, Дитрих в последний раз подбросил в руке теннисный мяч, а потом размахнулся и запустил им в окно Паркера. Ударившись о раму, мяч благополучно отскочил и свалился вниз.
Паркер появился в окне через пару минут. Всем своим видом он демонстрировал недовольство происходящим. Ему совершенно не хотелось скандалить с Ланцем, а по-другому они просто не умели. Почти каждый их диалог рано или поздно переходил в перепалку без особых на то причин, по привычке уже.
– Какого, собственно, черта? – поинтересовался Эшли.
В руках у него была метелка для пыли. Скорее всего, снова наводил уборку, надраивая и так практически стерильную комнату. У него, по мнению Дитриха, была какая-то маниакальная тяга к чистоте. Самому Ланцу такое точно не светило. Уборка в список его любимых дел не входила.
– И тебе привет, – радостно начал Ланц. – Сегодня такой прекрасный день, не находишь?
– До этого момента был вполне неплох. Сейчас даже не знаю, что сказать. Если в очередной раз хочешь обвинить меня в том, что я перешел дорогу тебе или кому-то из твоих родственников, то говорю честно и откровенно, сегодня весь день провел дома, к Керри не приближался, никаких попыток соблазнения не предпринимал.
– Ты издеваешься надо мной? – прищурившись, спросил Дитрих.
Паркер вел себя на редкость странно, это не могло не настораживать.
– Ты только сейчас догадался? – удивился Паркер. – Да, я издеваюсь. По-моему, это очевидно.
Дитрих схватил со стола второй теннисный мячик, размахнулся и запустил его в окно соседа, искренне надеясь, что попадет прямо в цель, и Паркер, получив по лбу, перестанет смеяться над ним. Реакция у Эшли оказалась отменная, потому что он не увернулся от летящего мяча, а умудрился его поймать на лету. Показал Дитриху язык, и отправил мяч обратно. Дитрих едва успел отскочить в сторону, иначе не Паркер, а именно он получил бы по лбу. А ему и так потрясений на сегодня было достаточно.
– Неудачник, – фыркнул Эшли. – Даже врага из строя вывести не можешь.
– Мой враг – изворотливая гадюка, – откликнулся Дитрих.
– Все лучше, чем бешеный доберман.
– Обмен любезностями окончен?
Дитриху не терпелось свернуть неприятный ему разговор и все же попытать счастья, переведя его в другое русло.
– Полагаю, да, – кивнул Паркер и собирался захлопнуть окно.
– Подожди!
Эшли не поверил своим ушам. Недоверчиво посмотрел на соседа, изогнув бровь. Без слов осведомляясь, чего тому угодно.
– Я не для того тебя позвал.
– Да? – продолжал издеваться Паркер. – Мне казалось, что ты просто хотел в очередной раз со мной поцапаться, без особого на то повода. Для поддержания себя в тонусе, так сказать.
– Нет. Мне, правда, нужно с тобой поговорить.
– И о чем же? Надеюсь, ты не собираешься в очередной раз читать мне нотации на тему «не стоить шутить с Керри, иначе...»?
– Нет.
– Тогда я весь внимание, – иронично произнес Эшли, опираясь локтем на подоконник.
Во второй руке по-прежнему была метелка для пыли, которой он время от времени протирал оконную раму, словно на ней за пару секунд собиралась грязь.
Паркер, как всегда, иронизировал. Внимания как раз не было. Просто он считал невежливым оборвать разговор без пояснения причины. Его не волновало то, что собирался сказать ему Дитрих. Все равно Ланц никогда ничего умного не произносил.
– Ты говорил, что знаешь о Люси все...
