этой мысли, думая о зонтике, о разбитых коленках, о том, что завтра ей нужно идти в школу. О чем угодно, только бы не о приближении смерти, чьё зловонное дыхание уже опаляет её лицо. Так близко, словно вот- вот коснется своими устами её губ и заберет жизнь.
Аманда разревелась. Она чувствовала, как в груди образовался комок, как все сжимается в предчувствии беды, как отнимаются ноги, в теле появляется слабость. Она сама будто тряпичная кукла. Марионетка, которую дергают за ниточки. Ею легко можно управлять, сама она ничего не умеет.
Преследователи подошли совсем близко.
Аманда невольно попыталась отползти назад. Наткнулась ладонью на осколок стекла, но не закричала, только прикусила губу от боли.
Кричать не получалось. От страха она на время потеряла дар речи. Хотела бы позвать на помощь, но язык не слушался. Вместо слов с губ срывались только невнятные хрипы.
Она помнила, как холодное лезвие в первый раз коснулось её кожи, как острая боль прошла импульсом по телу, возвращая к жизни, пробуждая вновь временно уснувшую возможность говорить. Помнила, как закричала тогда во всю мощь своих легких, срывая голос. Это была не просьба о помощи, это был крик отчаяния.
Аманда хотела заорать во второй раз, но не смогла, рот ей зажали. Она укусила эту ладонь. Рот наполнился слюной с привкусом ржавого металла, от души укусила, до крови.
– Сука, – услышала она в свой адрес, получив пощечину.
В итоге в рот ей запихнули какую-то мерзко воняющую прогорклым маслом тряпку, и больше кричать девушка не могла. А лезвие все порхало и порхало по её телу. Кажется, она даже пару раз теряла сознание, и эти моменты беспамятства казались счастьем. Когда же она вновь приходила в себя, и на нее обрушивался поток отборной брани, физических страданий и равнодушия со стороны нападающих, Аманда жалела, что все это время была в обмороке, а не умерла.
Но самым отвратительным моментом её воспоминаний стал эпизод появления на сцене непосредственно виновника событий, организовавшего покушение.
В очередной раз теряя сознание от боли, находясь в пограничной зоне между явью и беспамятством, она услышала визг тормозов, а потом шаги по лужам. Осторожные, словно идущий боялся запачкать ботинки. Примерно так все и было, на самом деле.
Он, действительно, боялся грязи на своих идеально отполированных ботинках.
Он вообще боялся грязи, в любом проявлении. Кристально-чистая репутация без единого пятнышка, вот что можно было сказать о нем. В школе он вел себя высокомерно, держался особняком, позиционируя себя, как короля жизни.
Не ошибался, конечно.
Вокруг него всегда были толпы народа. Девчонки, вешавшиеся ему на шею.
Парни, заглядывавшие в рот, только бы он позволил им крутиться поблизости.
Он подошел близко, присел на корточки и заботливо провел пальцем по ране на её подбородке. У него были удивительно холодные пальцы, как успела отметить Аманда.
– Что с ней? – спросил, продолжая разглядывать девушку.
Она чувствовала на себе чужой взгляд.
Властный, оценивающий, даже капельку заинтересованный.
Взгляд хозяина на своего домашнего питомца, на живую игрушку, не более того.
– Сознание потеряла.
– Впервые?
– Нет, уже несколько раз отключается.
– Живучая принцесса.
«Принцесса» резануло по ушам. Аманда помнила, кто обращался к ней подобным образом. Только один человек называл её принцессой. Она ненавидела это обращение, всегда бесилась и готова была вцепиться ему в лицо, когда с губ его срывалось презрительно-небрежное обращение. В его словах не было никогда теплоты и искренности, лишь надменность, стремление обозначить свое превосходство.
Он часто бывал на репетициях в качестве наблюдателя.
Стоял в стороне и иногда награждал актеров скупыми аплодисментами.
Считал занятия в театральной студии глупостью, блажью. Смеялся над теми, кто искренне верил в возможность продвинуться дальше, стать по-настоящему известными актерами и актрисами, отпахав несколько лет в этой самой студии. Они все казались ему глупыми, недалекими людишками. Он не любовался их игрой, он над ними издевался. А некоторые, действительно, думали, что ему нравится игра.
Он приходил туда лишь потому, что его приглашала одна из начинающих актрис. Его девушка. Кейт Армстронг.
До того, как Аманда появилась в студии, Кейт играла там ведущие роли, считала себя самой талантливой, неповторимой актрисой, не терпела конкуренток. Всех она выживала в рекордно-короткие сроки, а вот с Амандой ничего не получилось. Кейт своими интригами добилась обратного результата. Вместо того, чтобы убежать, Аманда вступила с ней в противоборство, и однажды из безобидных подколок все вылилось в потасовку. Грант, умевшая постоять за себя, искупала истеричку в ведре с грязной водой, а в следующий раз обещала устроить более крупные неприятности, если та не успокоится. Кейт, размазывая по лицу грязную воду, подводку и тушь, шипела, что обязательно отомстит. И отомстила, правда, не своими руками. Попросила своего парня, и он устроил Аманде ад на земле.
Правда, Аманда думала, что он может отомстить ей не столько за Кейт, сколько за свое растоптанное самолюбие.
Приходя на репетиции, он часто останавливал свой взгляд на Аманде, иногда даже позволял себе отпустить в её адрес пару пошлых комплиментов. Грант не воспринимала этот убогий флирт, не стремилась отвечать взаимностью. Она не признавала такой тип отношений. Ей хотелось истинной, настоящей, чистой любви, а не глупых, замыленных комплиментов и пошлых подколов.
Подобное отношение не вызывало у нее ничего, кроме отвращения.
Когда он зажал её в коридоре и попытался поцеловать, она влепила ему пощечину.
Когда он схватил её за руку и затащил по лестницу, назвала мразью, одарив своим коронным ударом в челюсть. Она помнила его злые глаза, помнила, как он смотрел на нее с ненавистью, как из прокушенной губы текла кровь. Напоследок он ухмыльнулся и прошипел по-змеиному:
– Сколько стоишь, принцесса?
– Бесценна, – отозвалась она.
– Это мы еще посмотрим, – хмыкнул он.
Теперь выяснялось: жизнь её не стоит и гроша.
Она бесславно умрет, а никто этого даже не заметит.
И даже Эштон, который всегда был рядом, сейчас развлекается с кем-то. Он не чувствует, что его сестре плохо. Он не чувствует её страданий. Саднящее чувство в груди вытеснено и замещено в его душе наслаждением от общения с очередной его пустышкой. Он повзрослел, у него появились новые идеалы, новые желания. Он любит, он любим, он нужен своим девушкам. Они нужны ему.
А сестра осталась за бортом жизни.
Нет, конечно, её он тоже любит, но братская любовь и любовь к постороннему человеку – это разные вещи. Не стоит их даже сравнивать, все равно мнение останется прежним.
Если ему хорошо, пусть наслаждается.
Если он будет счастлив, Аманда тоже порадуется за него.
– Я просил припугнуть её, а не убивать, – тем временем произнес парень, убирая, наконец, руки от лица Аманды.
– Она и так не умрет, – заверили его. – Такие, как она не умирают. Бешеная тварь.
– Что так? – хмыкнул он.
– Руку мне до крови прокусила. Вцепилась, будто кусок отхватить хотела.
– Как собака. Мертвая хватка, – констатировал он. – Ладно, свободны. Я сам о ней позабочусь...
Аманда очнулась в больнице.
Но это была уже не та солнечная девочка, какой знали её родные и близкие.
