Впрочем, вряд ли Бахадур способен на это — скорее уж стоило опасаться ревнивого ухажера из деревенских парней. Сергей провел рукой по лбу, будто желая стереть неприятные мысли — в случае чего татарину пришлось бы убить и девчонку, а на подобную жестокость этот полуребенок не пошел бы. По крайней мере, в это хотелось верить.
Раздумья его прервал Ваня — он отчаялся разговорить Бахадура и искал себе другого собеседника:
— Не знаю, в чем дело, Сергей Васильевич, но ваш вид мне вовсе не нравится.
— Заботы, Ваня, заботы… — ответил Сергей с глубоким вздохом и сорвал еще пару березовых листочков.
— Что за заботы такие? От заложников мы избавимся не сегодня-завтра, а что до матушки России, так об этом у царя голова забот полна. Это уж не ваша беда. — Ваня попытался приободрить командира, и поначалу ему как будто это удалось: сведенные брови разошлись, Сергей вдохнул аромат березового леса, но тут взгляд его упал на Бахадура, и лицо снова приняло недовольное выражение. Ваня заметил эту перемену.
— Да неужто сердитесь на мальчишку? Бросьте, у него ж молоко на губах не обсохло.
Сергей так резко осадил коня, что Мошка протестующе заржал.
— Что значит — сержусь? Просто за ним надо приглядывать, этот дикий степняк способен на что угодно.
— Тогда отнимите у него оружие и прикажите заковать в кандалы. Я удивляюсь, почему вы этого еще в Уфе не сделали. У парня такое лицо, будто его больше всего на свете интересует цвет моих кишок. — Ваня говорил самым серьезным тоном, но Сергей невольно улыбнулся:
— Ну, что касается моих внутренностей — это мое дело, уж никак не Бахадура.
— То есть вы мне позволите его разоружить и связать? — живо спросил Ваня, и глаза его загорелись.
К его сожалению, Сергей покачал головой:
— И какая у тебя для этого найдется причина, кроме его заносчивости? Полковник Мендарчук стоял за то, чтобы доставить этого красавчика царю в том виде, в каком он прибыл, так мы и сделаем.
Вахмистр недоуменно пожал плечами, но предмет разговора сменил:
— А вы как считаете, Сергей Васильевич, мы царя в Москве увидим?
Сергей склонил голову:
— Никто сейчас не может сказать, куда царь направится завтра. Это один Бог знает, а может, и Бог того не знает.
— Да… Петр Алексеевич по стране идет как ураган. Это хорошо, конечно, все-то он видит, только вот ни один царь так часто и так надолго из Москвы не уезжал. Как же его увидишь, если неизвестно, где искать-то? Был бы он в Москве, тут все просто — иди к Кремлю, и все дела, — неодобрительно качал головой Ваня.
Во всех сказках и песнях, которые он слышал в детстве, князья и цари стольный град не покидали — разве что святому поклониться или когда враг войной шел. Петр же не появлялся в Москве месяцами, а тут еще построил новый город на болотах, и шли слухи, что там будет новая столица. Все эти перемены пугали простых людей, каковым был и Ваня, и многие другие, он тосковал по тихим, спокойным годам своей юности, когда царь был только посредником между народом и Богом.
Размышляя, Ваня ехал дальше, рассеянно вслушиваясь в шум листвы, она шелестела точно так же, как в те годы — и все же иначе. Он снова взглянул на Сергея, и тоска о прошедшем развеялась. В молодом капитане он видел почти что младшего брата, которого нужно оберегать от неприятностей и чьими достижениями можно гордиться. При этой мысли вахмистр улыбнулся и глубоко втянул в себя воздух. Это был настоящий русский воздух, пряный от запаха леса. Несмотря на теплую осеннюю погоду, в нем, однако ж, таилось предчувствие зимы. Пройдет не так много времени, и земля будет укрыта толстым слоем снега.
Ваня представил себе эту же дорогу зимой, снег, поскрипывающий под ногами и сыпко валящийся с потревоженных деревьев.
Он так погрузился в эту красоту, что едва услышал, что ответил ему Тарлов:
— А что скажешь против царских поездок? Не его ли это долг — следить за всем, что творится в стране, и блюсти закон? До него цари не слишком-то заботились об этом, потому у нас и шло все по- старому, а в Европе тем временем искали новых знаний, шли вперед.
— Но стоит ли во всем идти за ними, Сергей Васильевич? Слишком уж от многого придется отказаться, многое утратится.
— Россия — не остров, и вокруг много желающих поживиться за наш счет. Должны ли мы склонить голову в ответ на удар, нанесенный шведами? И все потому, что у нас нет оружия для защиты? Неужели можно спокойно смотреть, как лютеранские язычники грабят наши храмы и тащат в свои страны золотую утварь, чтобы переплавить ее на слитки? Неужели папские ставленники придут на святую Русь и вера наша падет? Ты этого хочешь, Ваня? Ответь!
Вахмистр опешил и только вскинул ладонь, будто защищаясь:
— Вы правы, Сергей Васильевич! Если бы царь так говорил, как вы, народ по всей земле славил бы его и не отступился бы! Тут уж самый большой скупец и тот отдал бы свои сокровища на войну против язычников, каждая девушка принесла бы золотое колечко, которое ей милый подарил. Ах, был бы царь таков, как вы!
Но Сергей только покачал головой в ответ на эти воздыхания:
— Нет, Ваня, это платье мне не по плечу. Я офицер, а это уже больше, чем то, на что мог рассчитывать в прежние времена человек моего происхождения. Мой отец в детстве топил печи в Преображенском, да вот угодил в потешный царский полк, а уж потом Петр сделал его поручиком Преображенского полка.
Но этим Ваню было не удивить. Он только усмехнулся:
— А ведь из низов и побольше люди вышли, чем капитан Рязанского драгунского полка, Сергей Васильевич. Вот хоть Меншиков… В детстве пирожками торговал, а кем стал теперь!
Сергей знал ближайшего друга царя, роскошно одетого и даже в летнюю жару не снимавшего своего парика, походившего на львиную гриву. Но Меншиков был выдающимся полководцем, и царь неизменно обращался к нему в делах, от которых зависела судьба государства. Сейчас Меншиков находился на юге, подавлял восстание в Астрахани, утихомиривая мятежных казаков. Сергей надеялся, что он справится с ними прежде, чем шведы подойдут к Москве, когда царю будет не обойтись без своего лучшего генерала.
2
Последняя ночевка перед вступлением отряда в Москву еще сильнее укрепила Сирин в ее нелюбви к России. Единственным плюсом в пользу постоялого двора было то, что Сирин удалось вытребовать себе отдельную каморку, в которой не было ни блох, ни клопов. Но еда, по ее мнению, была отвратительна: во все блюда либо добавляли свинину, либо жарили их на свином сале. Даже курица, которую ей подали после перепалки с хозяином, пахла свининой. За водой пришлось тащиться к колодцу во дворе — на стол поставили только квас и водку.
Ей было противно видеть, как остальные пленники нарушают закон Аллаха и пьют водку, стараясь не отставать от своих сторожей. К потехе остальных гостей, они скоро свалились под стол и захрапели, не в силах подняться. Без сомнения, хитрые русские хотели таким образом заглушить в пленниках волю и сделать их лакомым блюдом для своего царя. Но с ней это не пройдет, поклялась себе Сирин. Она бросила последний уничтожающий взгляд на Сергея и вышла, направившись в свою каморку.
Посреди ночи она проснулась от странного плеска, быстро спрыгнула с кровати, отворила маленький ставень и выглянула наружу. Шел проливной дождь, и водосточный желоб не справлялся с потоками воды, прямо перед ее окном на землю обрушивался маленький водопад. Небо было обложено тучами, плотный
