лишних несколько дней или недель позора, шепотков в спину, презрительных, а хуже того — сочувствующих взглядов. Она все равно не сможет так жить. Спустить курок сейчас или потом, разницы особой нет, только вот оружие потом достать окажется куда сложнее. С Тимашары станется запереть ее в частную больницу «для поправления здоровья», где за каждым ее шагом станут следить бдительные санитары.
Она уперла ствол пистолета в подбородок, глубоко вздохнула и закрыла глаза.
— Подожди, Су.
Суэлла вздрогнула, и ее палец дернулся на спусковом крючке. Тот, однако не поддался, и сердце пропустило удар, чтобы тут же забиться в удвоенном ритме. Яна вошла в комнату и закрыла за собой дверь.
— Су, — напряженно сказала она, — пожалуйста, не стреляй. Выслушай меня, ладно? Каждый человек имеет право на смерть по своему выбору, и если ты все-таки решилась умереть, я не стану тебя останавливать, как бы больно мне ни было. Но сначала выслушай, прошу тебя.
Суэллу пронзило острое раздражение. Не могла она явиться на пару секунд позже! Теперь придется выслушивать нудные нотации. А что делать? Выстрелить у нее на глазах не выйдет — она успеет сбить пистолет манипулятором. Кстати, почему он не выстрелил? Спуск заклинило? Или она забыла снять с предохранителя?
— Что тебе нужно? — глухо сказала она, осматривая пистолет. Да нет, с предохранителя снят, точно.
— Су, — Яна присела перед ней на корточки, — посмотри на меня. Внимательно посмотри.
— Посмотрела. Ну и?
— Как я уже сказала, меня зовут вовсе не Аяма Гайсё, и я не безымянная проститутка из Катонии, обманутая и похищенная. Я — Яна Мураций, магистр социологии, член правительства Республики Сураграш, девиант первой категории и специальный агент ГВС, действующая под личным управлением госпожи Кимицы ах-Тамиллы. Осознай это, пожалуйста.
— Поздравляю! — саркастически огрызнулась Суэлла. — По сравнению с тобой я просто пустое место. И что?
— Су, я неделю провела в одном публичном доме с тобой и работала с клиентами наравне с остальными. С грязными вонючими волосатыми мужиками, заботящимися только о своем удовольствии. А в целом я уже период изображаю из себя… нет, не так. Я уже период добровольно работаю проституткой. Я не считала специально, но прикинула — за чуть больше чем три недели я переспала с примерно тремя десятками мужчин. Как, на твой взгляд, это подходит под описание распущенности, позора и что там еще можно придумать в адрес падшей женщины?
Суэлла не ответила. На риторические вопросы не отвечают, верно?
— Подходит. Су, ты переживаешь, что опозорена навеки. Я не профессиональный психолог, не антрополог и плохо знаю ваше общество, мне сложно судить о деталях. Я решительно не понимаю, каким образом доминирование женщины, в том числе сексуальное, в тарсачьем социуме может сочетаться с позорностью проституции. Особенно когда у вас в порядке вещей полиандрия и использование мужчин в качестве секс-игрушек. Нет, я могу предположить, что негативность проституции имеет какое-то отношение к унижению перед мужчинами, к подчиненности им, пусть и не по своему желанию, но понять все равно не могу. Я знаю, что такое явление существует, что изнасилование накладывает на женщину позорное клеймо, но знать и понимать — разные вещи. Су, осознай, пожалуйста: что является для тебя позором, а что — нет, можешь решить только ты сама. Чужое мнение здесь побоку. Я ведь недаром перед тобой боками посверкала, хотя терпеть не могу выпендриваться. Су, я персона чем дальше, тем больше публичная, и обязательно найдутся люди, которые мне мое приключение в укор поставят — а скрывать его я не собираюсь. Так вот, мне с высокой колокольни наплевать, кто именно и как на меня смотрит на улице или напишет в газете. Есть друзья, чье мнение мне небезразлично, а все остальное — неважно. На миллиард с лишним людей на планете все равно не угодишь. Кто-то обязательно тебя невзлюбит, повод всегда найдется. Ох…
Она потерла лоб.
— Что-то я не так и не то говорю. Су, пойми я такая же, как ты. Я, хотя и член правительства и так далее — самая натуральная проститутка, причем, в отличие от тебя, добровольная. Следуя твоей логике, мне нужно сесть и застрелиться рядом с тобой. А я так поступать не собираюсь. И твое стремление к смерти я полагаю глупостью, окончательной и бесповоротной. И если ты застрелишься, я даже жалости к тебе не испытаю, только раздражение и досаду.
— Да что ты понимаешь! — зло сказала Суэлла, начиная закипать. — В вашей бесстыдной Катонии каждая вторая баба — потаскуха, вот тебе и все равно. У нас все совсем не так. Мы хоть какие-то понятия о морали имеем…
— Которые в тех же Княжествах считаются совершенно аморальными! — перебила Яна. — Су, почему тебе важно мнение какой-нибудь тарсачки, которую ты никогда в глаза не видела, а мнение северянина ты игнорируешь?
— Тебе не понять…
— Еще как понять! Общественное мнение для тебя важно, а не абстрактный «позор». Су, ты уже не маленькая девочка и отнюдь не дурочка, раз четыре года в чекашном университете отучиться смогла. Тебе двадцать два года, а ты привыкла, что тобой все командуют, и любую гримасу недовольства воспринимаешь, как конец света. Взрослеть пора, знаешь ли. Своей головой думать учиться. Су, я же эмпат. Я вижу, что тебе совершенно не хочется умирать. Подсознательно ты никакой вины за собой не чувствуешь, но вбила себе в голову, что так надо, и действуешь соответственно.
— Да не могу я вернуться домой, ты что, не понимаешь? — отчаянно крикнула Суэлла. Ей очень хотелось вцепиться Яне в волосы и как следует их повыдергать. — Я что угодно думать могу, но другим все равно! Я — позор своей матери, пусть даже меня насиловали против моей воли! Меня не примет ни одна семья, ни один клан!
На ее глаза навернулись слезы, и она сердито швыркнула, утирая их рукой с зажатым пистолетом.
— Хорошо, — неожиданно согласилась Яна. — Домой ты вернуться не можешь, пусть так. Кампаха скажет тебе совсем другое, но ее ты послушать не захочешь из-за своего дурацкого упрямства, которое почему-то полагаешь гордостью. А что, если я предложу тебе иной выход? И домой тебе возвращаться не придется?
— Что?
— Я совершенно официально предлагаю тебе работу при правительстве Сураграша. Ты должна закончить последний курс на металлургическом факультете и получить диплом инженера. Нам отчаянно нужны квалифицированные металлурги, и мы готовы оплатить твое обучение и выплатить долги, если они остались. С учетом экстраординарных обстоятельств тебя без проблем восстановят на пятый курс. За оставшуюся до начала учебного года в Княжествах половину лета ты как раз успеешь прийти в себя и немного вспомнить забытое. Взамен ты обязуешься отработать у нас по контракту пять лет. С жалованьем пока не ахти, но для уровня начинающего специалиста по грашским меркам ты получать будешь сносно, а там посмотрим, как дела пойдут. Потом, если возникнет желание, сможешь уволиться и обустроить свою жизнь, как захочешь. Как тебе условия?
— Вы примете к себе женщину с этим? — горько усмехнувшись, Суэлла протянула вперед руку, вывернув предплечье так, чтобы продемонстрировать татуировку храма.
— У меня такое же клеймо, — фыркнула Яна, протягивая свою руку в ответ. — Только еще не поджило до конца. Я его даже сводить не стану, пусть на память останется. Су, если проблема только в наколке, то мы ее уберем бесследно. Если хочешь, можешь даже имя сменить. Станешь совершенно другим человеком, и никто не сможет тебя презрением обливать, тайно или публично. Согласна?
Суэлла понурилась. Ее раздирали противоречивые чувства.
— Не знаю… — наконец откликнулась она.
— Хорошо, — Яна поднялась с корточек. — Я подожду в коридоре. Только, будь добра, думай быстрее, у меня из-за тебя сердце не на месте. Если решишь застрелиться, я пришлю кого-нибудь из людей Кампахи, чтобы труп закопали рядом с Тиксё. Если согласишься — скажи мне. Пяти минут на размышления хватит?
