— Волшебно, Джорджио. А теперь за то, что я спасла тебя от нашествия упырей, принеси мне что- нибудь попить. Несладкое, крепкое и без пузырьков.
— Чёрный кофе без сахара?
— Надо же. Угадал.
Петляя проходными дворами, чтобы срезать путь, Шурик на ходу придумывал оправдание. Оправданий не было. Дождь прекратился, но тень Константина Петровича, требующего написать дюжину объяснительных записок, заслоняла внутренний небосклон.
Шурик задумался, машинально свернул не туда, пробежал по инерции ещё немного — и… Правильно, заблудился.
Где эта улица, где этот дом?
— Простите, а вы не знаете, где… — обратился он к грузной гражданке с сумкой-тележкой. Из сумки торчали рыбий хвост и лук-порей.
— Где — что? — недовольно переспросила гражданка.
«Где я?» — обречённо подумал Шурик.
— Как отсюда выйти к…
Куда выйти? Туда или обратно?
— Где здесь ближайшая улица? — наконец, нашелся он.
— Какая улица?
— Да любая!
— А ну пошел, наркоман, а то сдам тебя в отделение!
Шурик отпрыгнул на несколько шагов назад и решил вернуться обратно по своим собственным следам. Следов, к сожалению, видно не было, но он, кажется, огибал эту трансформаторную будку, потом миновал калитку и, наконец… Тупик.
В тупике рабочие разгружали тележку с цементом.
— Простите, а как… — крикнул Шурик. «Как? Как? Как?» повторило за ним эхо. С крыши сорвалась ворона и передразнила эхо: «Кар! Кар! Кар!»
«Как я сюда попал?» — подумал Шурик.
Рабочий, стоявший чуть поодаль от остальных — видимо, бригадир — подошел к нему поближе, улыбнулся широко-широко, пожал руку. В руке приятно зашуршала купюра.
— Нормально! — улыбнулся бригадир.
— Да нет, вы меня не так поняли, — разглядывая взятку, промямлил Шурик.
Бригадир улыбнулся чуть менее лучезарно — и добавил купюру покрупнее.
— Благодарю вас, — сказал Шурик и попытался вернуть деньги.
— Нормально, нормально! — закивал бригадир, жестом показывая, что теперь лучше бы удалиться.
Шурик сунул деньги в карман, побежал обратно, миновал калитку, обогнул трансформаторную будку и оказался там, где он уже был.
Огляделся по сторонам и проклял собственное легкомыслие. Ведь Денис давно уже предлагает установить ему на мобильный телефон GPS-навигатор со специальной функцией «тревога», разработанный специально для старичков, склонных к потере памяти. Нажмёшь сложную комбинацию цифр «*123» — и у Дениса раздастся звонок. И он приедет и спасёт своего непутёвого начальника.
Шурик ругнулся, и тут только заметил во дворе ещё одну арку, скрытую лифтом. Повернул, выбежал в новый двор. Опять не то, но, по крайней мере, не тупик.
Двор был крошечный, размером с гараж. Выходившие во двор немногочисленные окна поражали разнообразием форм: словно каждый жилец вырубил, выпилил, вырезал, выковырял окошко в соответствии со своим вкусом. К брандмауэру была пристроена металлическая лестница высотой в два этажа. Лестница никуда не вела. На верхней площадке сидело человеческое существо в чёрном балахоне, похожее на обиженную нимфу.
— Простите, а где… А где я нахожусь? — крикнул Шурик.
— В заднице! — отозвалась нимфа.
— Да? А как отсюда выбраться?
— Никак. Весь мир — это одна большая круглая задница. Когда ты помрёшь — вылетишь из неё во вселенский унитаз.
— Спасибо за информацию. А всё-таки — как мне из этого двора выйти?
— Вон слева арка. Справа арка.
— Да нет. Мне надо выйти совсем.
— Чтобы выйти совсем — надо, чтобы сначала тебе выписали рецепт. Приходишь в районную поликлинику и говоришь, что спать не можешь. Только ври убедительно, а то пропишут фуфло, настойку валерьянки на пустырнике. Потом идёшь, значит, в аптеку, покупаешь снотворное…
— Тётенька… Девушка… Я заблудился, понимаете?
— Все мы заблудились. А может быть, нам только кажется, что мы заблудились? Каждый мечтал о прямом пути, а попал на боковую тропинку? Когда ты бежал солнечным морозным днём из школы домой, и там ждали тебя обед и книжка «Три мушкетёра» — ты был настоящим, верно? Ты действительно был настоящим, а весь мир казался нарисованным, как картинка в хорошей детской книжке. Толстые снегири размером с индюка приветливо чирикали на ветках. Снеговики, похожие на неваляшек, махали тебе рукой. А сейчас? Мир стал настоящим, зато ты сам — какой-то левый. Как будто тебя сфотографировали на мобильный телефон, а оригинал стёрли.
— А вы… здесь неподалёку живёте, да? — спросил Шурик и подошел к подножью лестницы.
— Это разве жизнь? — вздохнула нимфа и перегруппировалась. Из-под чёрного балахона мелькнул носок серебристой туфельки. На руке звякнули браслеты.
— А если бы в вашей жизни что-то можно было изменить, то что? — осторожно спросил Шурик, поднимаясь на несколько ступеней вверх.
Нимфа задумалась, приложила к высокому лбу длинные тонкие пальцы.
— Ничего существенного, — ответила она, подумав. — По мелочам что-нибудь стоило бы. Но я бы всё равно пропала. Менять надо меня, и менять по-крупному. Но тогда это уже буду не я. Значит — ничего не исправить.
— Если нечего исправлять — значит, в вашей жизни всё было правильно? — подкинул наводящий вопрос Шурик и поднялся ещё на пару ступеней.
— Умный очень? — вздохнула нимфа. — Наверное, всё удачно складывается, да? Я вас, таких удачливых, просто обожаю! Вы, наверное, думаете, что у вас всё так хорошо, потому что вы всё делаете правильно?
— Мы? — обернулся Шурик и спустился на одну ступеньку назад. — И много нас?
— А вот обломись! — не слушая его, продолжала нимфа. — Тебе просто повезло. Так фишка легла, понимаешь? И поэтому ты не имеешь права учить меня, как надо жить.
— Да я сам не знаю, как надо. Как же я кого-то научу? — удивился Шурик, решительно преодолел оставшиеся семь ступеней и присел на корточки рядом с нимфой.
— Вот то-то и оно, что все, кто лезут учительствовать — сами ничего не знают. А смысл жизни в том, что никакого смысла в жизни нет. Ты десять лет живёшь ради одного человека, отказываешься от карьеры, от своего призвания. Я ведь балетом занималась, танцевала почти профессионально. Вместо этого пошла на работу, в жилконтору, тут рядом. Ведь он же гений, его надо поддерживать.
— Помочь вам поддерживать гения?
— Помогли уже. Пока я концы с концами сводила, он, оказывается, с каким-то галерейщиком в Дюссельдорфе переписывался. Ему понадобилось обновление. Иначе — смерть и творческий кризис. Резко сменить всё: жанр, страну, меня. Он уехал и начал жизнь заново. А то я как камень у него на шее — его слова. Достала своей заботой. Я поменяла свою жизнь на заботу. Которая никому не была нужна. И теперь мне не надо ни о ком заботиться. И жизни нет.
— Но жизнь ваша осталась с вами, — напомнил Шурик, — она никуда не уезжала!
— Да что ты говоришь? Тебе когда-нибудь выпускали всю кровь из жил? Наполняли их взамен
