как подобает хорошему солдату, Петр отдал жизнь, повинуясь этим приказам, в какой-нибудь паре сотен ярдов от места, где мы с вами сидим.
— В таком случае получается, что сцену, в которой Петр возглавляет линчующую толпу, кто-то выдумал из головы.
Фрэнсис поднялся и направился в ванную.
— Трудно поверить, что кто-то вообще мог представить себе такое, — донесся до Лэнга его голос сквозь шум воды.
Лэнг повысил голос, чтобы собеседник слышал его:
— Спуститесь в Сикстинскую капеллу. Я что-то сомневаюсь, чтобы Микеланджело довелось видеть, как грешники падают в ад.
— По крайней мере, для этого сюжета имелась какая-то теологическая база.
— А для фрески — нет?
Из ванной показался Фрэнсис, вытиравший лицо полотенцем. Положив полотенце, он принялся отстегивать запонки, удерживающие на рубашке его форменный воротничок.
— Именно это и тревожит церковь. Фреска вполне может относиться к времени перестройки собора Святого Петра. И кто знает, какие ереси могли тогда существовать?
— А ведь в каждой ереси имеется какая-то доля истины. — Лэнг подложил под спину подушку и вытянулся на кровати. — Проблема возникла явно не сегодня. Кто-то ведь заштукатурил эту фреску. Почему бы просто не сделать этого еще раз?
— Думаю, что это было сделано еще в ту пору, когда не было ни газет, ни телевидения. А в наши дни вести молниеносно расходятся по свету, и, как бы ни требовал молчания пресвятой отец, новость об открытии неизвестной фрески выйдет наружу, тем более если она относится к периоду перестройки базилики. Между прочим, это значит, что ее автором может быть Рафаэль или Микеланджело. Такое не спрячешь. Кроме того, церковь давно уже перестала скрывать какие-то тайны от мира.
— Что ж, если так, скажите — когда Ватикан откроет секретные архивы?
— Они и так открыты для аккредитованных исследователей.
Под названием «аккредитованные исследователи» следовало понимать тех, в чьей верности церкви не могло быть сомнений. Но Лэнг понимал, что сейчас не время для споров.
— Все это можно бы повернуть удобным для вас образом, — бросил он подчеркнуто шутливым тоном.
Фрэнсис непонимающе взглянул на него.
— Ну, нечто вроде того, как церковь обезличила или пыталась уничтожить все римские памятники. Мрамор и железные балки для постройки «новой» базилики Святого Петра выламывали из Колизея. И сомневаюсь, что Траян лично распорядился поставить на вершине своей колонны изваяние святого Петра.
— Сомневаюсь, что Колизей дожил бы до наших дней, если бы церковь не решила сохранить его на всякий случай для каких-то своих нужд. Что же касается Траяна… Один из первых пап — если не ошибаюсь, Григорий I — был настолько растроган изображением того, как император утешал вдову одного из своих погибших солдат, что приказал не только сохранять колонну, но и молиться за то, чтобы душа Траяна избегла ада, куда отправляются души всех язычников.
Об этом Лэнг никогда не слышал.
— И?..
— И в центре города до сих пор стоит колонна Траяна, а Григорию явился в видении Господь и сказал, что исполнил молитву и освободил душу императора от адских мук, но не благословляет впредь молиться за души язычников.
Лэнгу показалось, что мрачность, напавшая на его друга после созерцания фрески, понемногу проходит.
— А вот если предположить — просто ради разговора, — что у изображения была какая-то реальная основа?
— Петр — основатель церкви. Такое допущение изменит больше, чем я способен себе представить. Первый из христианских святых окажется убийцей. Это же просто разорвет церковь на части. Ее консервативная часть ни за что не примет такого поворота. — Фрэнсис аккуратно положил воротничок и запонки на один из двух комодов. — Как только о фреске станет известно, скептики тут же поднимут свой обычный шум. Верующие упрутся. Для того чтобы убедить кого-то в том, что Петр был убийцей Иакова, нужно куда больше, чем вымышленная кем-то картина. А не знаете ли вы какого-нибудь места, где можно было бы пообедать?
Любопытство Лэнга отнюдь не было удовлетворено. Тем не менее он обрадовался возможности оставить тему, так угнетающе действовавшую на его друга:
— Насколько я помню, неподалеку от Пантеона есть отличный рыбный ресторан «Ла россетта». Не знаете, в Риме священникам делают скидку?
У него в кармане зазвонил смартфон.
Увидев, что звонит Герт, Лэнг сразу заволновался. Не такая она была женщина, чтобы звонить через несколько часов после того, как поговорила с ним, если для этого не возникло серьезных оснований.
— Да, — отрывисто бросил он.
Потом две минуты слушал то, что говорила Герт, сказал: «Согласен» — и нажал кнопку отбоя.
— Неприятности? — осведомился Фрэнсис, вглядевшись в его лицо.
— Можно сказать и так.
Будь на месте Герт какая-нибудь другая женщина, Лэнг уже места себе не находил бы от тревоги. Но Герт, даже попадая в серьезную беду, отнюдь не походила на обычную перепуганную дамочку. Такая характеристика подошла бы ей еще меньше, чем бюстгальтер второго размера. Она стреляла без промаха, а на занятиях рукопашным боем ей довольно скоро стало трудно находить в Управлении спарринг-партнеров, хоть женщин, хоть мужчин. Слишком уж часто ее противники получали серьезные травмы. И она не единожды спасала жизнь Лэнгу, о чем никогда не стеснялась напоминать. Определенно, Герт не стала бы звонить, чтобы тревожить его и отвлекать от серьезных дел. Не так они оба были обучены. Но при их обучении не учитывалось присутствие маленького ребенка. Его ребенка.
— И что же случилось? — спросил Фрэнсис.
— Ничего серьезного. Автомобильная авария.
— Почему же у вас такой встревоженный вид?
Потому что я очень встревожен, ответил Лэнг про себя.
— Вы уедете из Рима?
— Да, как только закончу кое-какие дела.
Каждый день, под вечер, в Риме происходит одно и то же чудесное явление: перед тем как коснуться горизонта, солнце окрашивает ничем не примечательные дома в цвет, представляющий собой нечто среднее между сиеной и охрой. Такой цвет не повторяется в точности нигде больше, в чем признаются и Сиена, и Флоренция, и различные города, лежащие в холмах Тосканы и Умбрии. Их предзакатным часам либо не хватает желтого, либо в них слишком много красного… во всяком случае, такое мнение подтвердит любой коренной римлянин, если его спросить об этом.
Однако двоих мужчин, находившихся в комнате, из окон которой открывался один из лучших городских видов, нисколько не интересовали предзакатные краски. Они полностью сосредоточились на негромком шипении записывающего устройства, время от времени перебиваемом человеческими
