Боль постепенно отступила. И гнев тоже, обнаружила девушка. Более того, хотелось так и сидеть, сладко ёжиться от прикосновений.
— Ты… скотина… — как сплёвывая слова, начала она, снова накручивая себя. — Ты чего мне всю ночь внушал?!.
А ты прям так уж и противилась, ехидно прозвучал чей-то голос. Её собственный, вот чей.
— Я не нарочно, — буркнул Джонатам, тоже смущённый донельзя. Девушка зарычала сквозь зубы и набросилась с кулаками, бестолково, забыв то немногое, что знала.
— Эй, эй, полегче!.. — Джонатам обхватил запястья, удерживая, и они вдвоём повалились на лежанку.
— Вы чего там возитесь? — пробормотала Луиса, ворочаясь с боку на бок. — Нашли времечко… Уже, пожалуй, пора вставать, что же не будят… ох!.. А где?..
Она рывком села на разорённой постели. Джо и Симона возиться прекратили, удивлённо уставились на неё — взъерошенную, с хвоёй в волосах, с фингалом на половину лица, уже спавшим и радужно зацветающим.
— Что случилось? — спросили в один голос.
В широко раскрытых глазах девушки ещё бродили тени снов. Луиса сморгнула их, прищурилась… и в ответ принялась неизобретательно и монотонно ругаться.
Симона пихнула Джонатама в бок, раз уж был столь неосторожен, что отпустил и подвернулся, и закрыла глаза.
— А и в самом деле, где?.. — Джонатам почувствовал, как её быстрая мысль что-то ищет в Живе. От недоброго предчувствия вдруг похолодело в животе.
— Где — кто? — уточнил он. Нет, быть того не может!..
Ответить никто не соизволил, и Джо сам закрыл глаза, погружаясь в золотое сияние Живы.
Вот Симона. Он потрогал её, ощутив отголоски боли, и физической и душевной. Вот Луиса, её в Живе ни с кем не перепутаешь. Надо ей сказать, пусть поможет Симоне. Вот люди снаружи, друзья, сородичи Алека. А вот тут ночью убили человека — Джонатам налетел и едва не выскочил в реальный мир от ударившего эха смерти.
Все люди светятся, кто-то ярче, кто-то тусклее. И нигде нет того тёмного провала в Живе, который с недавних пор обозначал Алека.
— Ушёл, — сделал вывод Джонатам, очнувшись. — Удрал, чтоб ему!
Он подхватился и выскочил из мастерской, застрял в дверях с Симоной. Луиса наподдала сзади, и они вылетели наружу.
Было раннее утро, но уже никто не спал. Люди стояли группой, переговаривались угрюмо. Кажется, сородичи Алека восприняли его тайный уход как личное оскорбление. Джурай вовсе в полной мере соответствовал своему прозвищу — бешенством от него так и плескало.
— З-з-записку оставил, — сообщил, потрясая лоскутом тряпичной бумаги. — З-з-заботливый придурок!..
— Чего там? — спросила Луиса, перехватывая его руку. — Отправляйтесь домой… возьмите мать, брата, Даниэла… сообщите остальным… мы вас догоним… позаботьтесь о Лине…
Джурай аж зарычал, его трясло от злости.
— Интересно, с чего бы это он просит позаботиться о жене, — пнул подвернувшуюся деревяшку, — когда тут же обещает догнать!..
— С него станется в одиночку на всех напасть, — задумчиво сказала Луиса.
— Угу. С него станется и напасть, и победить!.. — Джурай полоснул яростным взглядом, Луиса уронила полыхнувшую записку, торопливо затоптала. — Бешеный, чтоб тебя, держи себя в руках!..
Джурай закрыл глаза, стиснул кулаки и челюсти и ритмично задышал, выпуская воздух сквозь зубы.
— Я спокоен… — заунывно начал.
— Как весенний паводок и лесной пожар!.. — Луиса разглядывала то, что осталось от письма. — Ладно!.. Александр, конечно, придурок, но, может быть, ему хватит соображения не переть в лоб, а осторожно прокрасться и выкрасть отца?
Ответ пришёл тут же.
— Там этого… — выскочил из соседнего дома Пегий. Его пегая борода тряслась, — ну, того!..
— Чего — того? — раздражённо рыкнул Джурай.
— Трупа!.. — выдохнул Пегий. — Раздели!..
Все переглянулись и поспешили туда, где вчера положили тело. Действительно, на Даге остались только нижние портки. Пропали и ножны с ремнём, только сапоги стояли рядом.
— Может, и выгорит, — задумчиво пробормотал Джурай. — Телосложение у них одинаковое. В сумерках… говорили, Дага нелюдимый, никто не удивится, если… тут всё зависит от того, когда Алек ушёл…
Он повернулся к селянам. Один парень, тот самый, вчерашний бдительный страж, стоял, неловко перекосив шею и поддерживая голову рукой.
— Как раз ночь повернула на утро, — сипящим шёпотом ответил Мих, его здорово кренило в сторону. — Мне показалось, мышь кричала, и лошадь фыркнула… Я подошёл, а тут сзади и цапнул он меня за шею… опять…
— Опять?
Мих уныло кивнул, — ну, насколько он мог кивать. Луиса подпёрла его и занялась шеей.
— М-да… — вздохнул Джонатам. — Не переживай, ты всё равно не смог бы его задержать… и вообще удивительно, что заметил. Вернётся — покажет, каким приёмом он тебя снял.
— Жду не дождусь, — без особой радости буркнул мальчишка, а стоящих рядом вдруг одолел кашель.
— Ну, молодцы, что будем делать? — поинтересовался Пегий вполголоса.
— А что тут можно сделать? — буркнул Джо, туже затягивая ремень ножен. — Этот приду… может быть, он справится и без нас. Но я всё-таки намерен идти туда и помочь. Если не драться, то драпать.
Джурай сплюнул под ноги, показывая, что он думает о таких друзьях. Мужчины переглянулись — и согласились.
— А с этой что делать? — поинтересовалась Луиса, кивая на Симону. Пленница слонялась рядом с независимым видом, прислушиваясь.
— А чего с ней? — Джурай покосился. — С нами пойдёт, может, пригодится… для чего-нибудь. Врага там отвлечь…
Симона показала язык.
— Вот спасибо, храбрые воины, — пропела.
— Пожалуйста, — буркнул Джурай.
— Летучих мышей не хватает, — перебила Луиса, она как раз вернулась от лошадей.
— Чего?
— Одного кожана нет!..
Люди переглянулись.
— Вряд ли Алек выпустил его просто так. Кому-то отправил письмо, — пробормотал Джонатам. — Но кому? Если я всё правильно понимаю…
Симона поёжилась, когда все взгляды скрестились на ней. Дёрнула плечами.
— Кожаны знают дорогу только к следующему чертогу.
— Алек написал церкви, — сделал вывод Джурай. — Но зачем? Ерунда какая-то…
После короткого совещания было решено, что девушки останутся в деревне Проклятых вместе с другими радоничами. Однако Пегий и Мих смогли настоять на своём участии в походе за дором.
— Тогда не жалуйтесь на скорость, — буркнул Джурай. Те заверили, что это ещё не определено, кому придётся жаловаться.
Двинулись.
Джонатам на ходу соображал над смыслом поступков Алека. Друг, конечно, не мог знать, как
