карточкой, с ужасом думая о том, что когда-нибудь придется показать счета Зельде. Теперь же он обеспечен доходом, превосходящим его самые смелые ожидания. Даже в полной оптимизма юности он не мечтал о такой синекуре.
— Хотелось бы только понять, чего именно ждет от тебя Игнатий.
— Он еще сам толком не определился, но в сердце замысла лежит Фатима.
Зельда кивнула. Она знала про Фатиму, теперь о ней знал и Габриэль. Получив представление о целях нового фонда, он сразу же провел небольшое исследование.
— Но ты будешь работать там, в «Эмпедокле»?
— Пока что да, любовь моя. Ханнан собирается разместить фонд в новом комплексе.
Весьма привлекательно. Габриэль оценил спокойную деловитость Лоры Берк, однако перспектива находиться под ее наблюдением его нисколько не радовала. Кстати, раз уж об этом зашла речь, не радовала его и перспектива находиться под наблюдением Рея Синклера.
— Не сомневаюсь, эти двое давно бы поженились, если бы Игнатий дал им хоть немного времени, — заметила Лора.
— А что в этом отношении можно сказать про самого Ханнана?
Шумно вздохнув, Зельда промолвила с девичьей невинностью:
— По-моему, он ко мне неровно дышал. Но ты меня спас!
Она даже не догадывалась, от чего сама спасла Ханнана.
— Он сказал, Зельда, чтобы я, когда все будет готово, позвонил Хизер. «На эти вопросы мы с ней смотрим одними глазами». Цитирую дословно.
— По-моему, очаровательная девушка.
Габриэль вспомнил, как любовался этой очаровательной девушкой, когда та у входа в административное здание доставала из сумочки и отдавала ключи Трэгеру.
— Где живет Хизер? — спросил он.
— Бог ее знает. По словам Лоры, она настоящая затворница.
Но раз Хизер отдала ключи Трэгеру, для того чтобы тот, как выяснилось впоследствии, покинул «Эмпедокл», получалось, эти двое знали друг друга. Если Трэгер в прошлом работал в ЦРУ, а вероятно, работает до сих пор, возможно, Хизер тоже сотрудник управления. Почти всю свою жизнь Габриэль провел в интригах, однако сейчас от одной этой мысли у него закружилась голова.
Молодожены поужинали, распив бутылку «Бароло», затем поехали к Зельде. Она жила в пятидесяти милях от «Эмпедокла».
— Полагаю, лучше перебраться поближе к новой работе, — заметила Зельда.
— Я ничего не имею против того, чтобы кататься от тебя.
— Мне бы и самой не хотелось никуда уезжать. Воспоминания…
О ее муже? Судя по всему, нет. Эти слова относились к далеким мгновениям сладостной близости в старые недобрые дни.
— Что ж, — сказал Габриэль, — знаешь, как Пипс[81] заканчивал записи в своем дневнике?
— Как?
— А теперь в постель.
На следующий день Габриэль отправился в «Эмпедокл» и снова говорил с Лорой и Реем Синклером о финансировании «Приюта грешников». Когда Синклер назвал цифры, он постарался изобразить пресыщенность. На счет нового фонда будет переведено сто миллионов долларов. Уже от одного обещанного жалованья у Габриэля перехватило дух, но теперь это было самое настоящее изобилие. И снова его заставили обстоятельно побеседовать с Хизер.
— Просто ума не приложу зачем, — сказала та.
Ее лицо обрамляли пепельно-каштановые волосы, глаза напоминали испанские оливки, а губы, казалось, имели чересчур много складок и углублений, как у Давида работы Микеланджело, но это только подчеркивало ее красоту.
— Как следует относиться к отцу Трепанье? — спросил у нее Габриэль. — Как к сопернику?
Зельда рассказывала о неутомимом священнике, которого она поддерживала. Трепанье жил буквально по соседству, однако действовал в рамках своего проекта «Фатима сейчас!» в основном через электронные средства массовой информации: по кабельному телевидению, вещавшему круглосуточно, и коротковолновые радиостанции, работавшие на весь мир.
— Если мистер Ханнан что-то и ставит в вину отцу Трепанье, так это тон, каким тот критикует церковь.
Хизер пояснила. Опять Фатима. Трепанье поставил себе целью добиться, чтобы церковь выполнила пожелание Богородицы и посвятила Россию Непорочному Сердцу Девы Марии.
— Россию?
В 1917 году, когда произошли явления в Фатиме, упоминание России, а не Советского Союза в качестве величайшей угрозы миру казалось странным, хотя трое португальских подростков вряд ли задумывались об этом. Вряд ли они вообще имели понятие, что такое Россия и где она находится. Разумеется, впоследствии, когда двое детей умерли, а третья постриглась в монахини и составила письменный отчет о давно минувших событиях, на ее повествовании отразилось образование, полученное с тех пор. Сохранились также рассказы о последующих явлениях Богородицы, одной только Лусии, однако они не входили в документ, составленный для Папы и содержащий то, что сестра Лусия называла «тайнами», и, в частности, то, что стало известно как «третья тайна Фатимы».
— Мистер Ханнан всегда прислушивался к голосам тех, кто считает, будто в двухтысячном году третья тайна была обнародована не полностью, — сказала Хизер.
— Как он думает, что осталось скрыто?
— Не знаю.
Она отвела взгляд, затем снова посмотрела на Габриэля.
— Разве неудивительно, сколь захватывающее действие оказывают на людей загадки? — Хизер ненадолго смолкла. — Есть те, кто считает, что в двухтысячном церковь умолчала о недовольстве Богородицы решениями Второго Ватиканского собора.
— Ханнан относится к их числу?
— В определенной степени. У него на этот счет имеется своя теория.
— И какая же?
— Он считает, что Богородица предупредила о том, что христианский мир будет захвачен исламом.
IV
«Были какие-нибудь сообщения?»
Отец Кручек встретил гостя радушно, но насмешливо.
— Если у вас есть друзья, которым негде остановиться, я могу принять и их.
Джон Берк не стал сразу говорить, что его лучший друг убит. Пастор церкви Святого Кирилла на своем веку похоронил достаточно друзей, родственников и прихожан, и смерть вряд ли удивила бы его. Разумеется, потом Джон рассказал ему о том, что произошло с Бренданом.
— Я отслужу по нему заупокойную.
— Благодарю вас, отец.
Кручек был монсеньором, но больше не использовал титул и даже не носил на сутане положенные красные канты. Его седые волосы были коротко острижены. В свои семьдесят пять он уже мог удалиться на покой, однако оставался простым пастором. Когда-то у него служили два помощника — «когда их еще так называли», — однако из-за сокращения среди священнослужителей он уже давно вынужден был обходиться сам. В просторном доме, где хватало места трем священникам и одному гостю, теперь жили лишь сам
