— Я куплю ему самолет.
— Нет, не купишь.
Лоре пришлось позвать на помощь Рея Синклера. Сдавшись наконец, он посмотрел на Хизер.
— Жаль, что ты не работаешь у Фауста.
Та ничего не сказала. Хизер уже раз отказалась, а мистер Ханнан давно понял, что она никогда не меняет свое решение. И дело было не в том, что ей очень уж нравилась работа в «Эмпедокле». Просто у Хизер возникло в отношении Габриэля Фауста дурное предчувствие, от которого никак не удавалось избавиться. Когда она выложила материалы, обнародованные в 2000 году кардиналом Ратцингером, Фауст опытным взглядом изучил почерк сестры Лусии.
— Похоже на подлинник.
— Разумеется, это подлинник, — уверенно заявила Зельда.
— Сестра Лусия сейчас в Фатиме?
Хизер объяснила, что Лусия удалилась в монастырь кармелиток в Испании, а ее орден придерживался очень строгого устава.
— Плохо. Как она отнеслась к обнародованию тайны?
Хизер предоставила ответить на этот вопрос Зельде. Ее рассказ оказался более или менее точным. Хизер была рада, что женщине предстояло работать вместе с мужем в «Приюте грешников». Тем временем мистер Ханнан вызвал из Саут-Бенда Дункана Стройка, чтобы обсудить проект здания для нового фонда. А пока что Фауст временно устроился в комплексе «Эмпедокл».
Многочисленные полицейские бригады завершили осмотр места преступления, и роковой номер гостевого дома приготовился снова принять постояльца. Отец Берк связался с родственниками Брендана в Ирландии, и было принято решение похоронить убитого священника в Нью-Гемпшире. Мистер Ханнан получил разрешение вырыть могилу рядом с гротом, где после отпевания в церкви Святого Кирилла останки отца Кроу и предали земле. Момент был очень тягостный. Голос отца Берка оставался твердым, когда тот говорил о покойном друге в церкви, но над могилой дрогнул; на мгновение показалось даже, что вот-вот появятся слезы. Отец Кручек подошел к нему сзади, забрал книгу и дочитал молитву. Взяв себя в руки, Берк окропил гроб святой водой, затем попросил присутствовавших сделать то же самое, и кропильница пошла по кругу. Вскоре все направились в административный корпус. Хизер шла вместе с двумя священниками.
По распоряжению Лоры накрыли стол. Поминки проходили странно. Один лишь отец Берк хорошо знал покойного.
— Я чувствую себя виновным в смерти отца Кроу, — объявил мистер Ханнан.
— Чепуха, — возразила Лора.
— Он был бы сейчас жив, если бы я не убедил его приехать.
— Это сделала я.
— Ты прекрасно понимаешь, о чем я.
Мистер Ханнан поинтересовался, не нанять ли частных детективов, чтобы разобраться в случившемся.
— Нат, этим уже занимается полиция.
— И что ей удалось узнать? Ровным счетом ничего.
А теперь еще появилась эта статья, в которой Винсент Трэгер представал фанатиком, бывшим сотрудником ЦРУ, разочаровавшимся в жизни и ставшим на путь преступлений. Судя по всему, мистер Ханнан решил, что объяснение трагической гибели Брендана Кроу найдено.
Хизер молчала. Если кто-то и верил в то, что Трэгер не убивал отца Кроу, так это она. Они вместе обнаружили тело. Теперь Хизер понимала, что Трэгер реагировал на уровне профессиональных рефлексов. Он не пустил ее в номер следом за собой, но все же не смог оградить ее от жуткого зрелища. Затем Трэгер отослал ее бегом в главное здание.
Гадает ли человек, убивший отца Кроу, — а это был тот, кто уехал на машине Винсента Трэгера, — почему в прессе ни словом не упоминаются бумаги, за которыми он приходил? Не мучается ли он мыслью, что напрасно погубил чью-то жизнь?
Вечером, приехав домой, Хизер поставила машину в гараж. Когда створка ворот поехала вниз, девушка услышала, как в доме открылась дверь. Винсент Трэгер с ней поздоровался.
III
«Нет, имеем»
Монреаль находился близко и в то же время достаточно далеко, и Анатолий расслабился, чувствуя, что на этот раз ему удалось перехитрить противника.
В момент, когда в Риме Трэгер подошел к столику, заметив, как казалось Анатолию, его мастерскую слежку, дело едва не приняло очень крутой оборот. Странно, как дружелюбно общались они между собой, ностальгируя по временам самозабвенной вражды. Анатолия так и подмывало поведать Трэгеру о годах озлобленности на жизнь, проведенных на юге, в основном в Одессе и частично в Ялте. Он побывал в мемориальном доме Чехова, ставшем в последние годы объектом паломничества. В Советском Союзе писателя чтили, вышло новое полное собрание сочинений, включавшее переписку. Замечательные путевые заметки, посвященные поездке на сахалинскую каторгу, коммунистическая партия использовала как еще один аргумент против царского режима. Как будто в Сибири что-то изменилось в годы советской власти, которые считались теперь черными страницами в истории России. Но чего Анатолий так и не смог понять, так это отношения Чехова к православной церкви.
Официальная позиция гласила, что Чехов был как минимум сомневающимся, если не убежденным атеистом, однако в это едва ли верили те, кто хорошо изучил его наследие. И вот теперь отпала политическая необходимость в подобном подходе. Но что предложили взамен? Ничто в творчестве Чехова, особенно его восторженное отношение к монастырям и поздний рассказ «Архиерей», не подкрепляло позицию партии. Ну и что с того, что Чехов редко ходил в церковь, что с того, что он не соблюдал посты: этот человек страдал тяжелой болезнью, медленно умирал от чахотки. «Монах Антон», — говорил сам про себя Чехов в последние годы жизни в Ялте. Вот Толстой — совершенно другое дело, он просто обезумел. Истинную веру можно найти только среди крестьян. Чехов как врач достаточно общался с ними и, вероятно, лучше понимал их мысли.
Анатолию пришлось работать в Риме, и он с ужасом и восторгом читал Солженицына, когда того запретили в России, и ненавидел писателя за то, что он дал в руки врагам своей родины столь мощное оружие. Что ж, глупец перебрался на Запад, где его постигло полное разочарование. А он-то думал, что попал в Царство Христово. И вот теперь Солженицын вернулся в Россию, к заслуженному забвению.
От сна Анатолия пробудил переворот в Кремле, когда этот деятельный болван Горбачев разрушил систему, которой был обязан всем. Разумеется, в свое прежнее ведомство Анатолий не вернулся. Он предпочел стать вольным стрелком, но со связями в официальных структурах. У Трэгера был Дортмунд, у Анатолия был Лев Паков. Именно Паков предложил организовать похищение Дортмунда. Он предоставил отчет о работе Трэгера в ЦРУ, который и скормил средствам массовой информации для нейтрализации противника. Теперь, если Трэгеру вздумается вынырнуть где-нибудь на поверхность, он окажется по уши в дерьме.
Указав на Трэгера как на человека, расправившегося со священником из Рима, Анатолий открыл для себя новую возможность.
Паков нетерпеливо выслушал рассказ Анатолия о смертях в Ватикане.
— Мы не имеем к этому никакого отношения, — сказал он.
— Нет, имеем.
Если глаза — зеркало души, то у Пакова души не было. Когда этот человек в последний раз выражал хоть какие-то чувства? Вероятно, когда в последний раз их испытывал. Многие мужчины по моде брили
