пригрозили открыть огонь. В этот момент в одного из них попал камень, и он, вскинув ружье, выстрелил в толпу. Один человек был убит на месте, другой тяжело ранен. В любую секунду мог начаться штурм банка, но ворота в парк Мазарен были открыты, и толпа увидела целый отряд солдат со штыками, примкнутыми к ружьям, и довольствовалась тем, что выразила свое негодование стенаниями и свистом.
Восемь дней спустя народу собралось столько, что пятнадцать человек задавили насмерть у дверей банка. Люди были настолько возмущены, что положили три трупа на носилки и в количестве семи или восьми тысяч отправились в парк Пале Рояль, дабы показать регенту те несчастья, которые он и Ло навлекли на страну. Кучер Ло, сидевший на козлах кареты хозяина во внутреннем дворе дворца, проявил скорее рвение, нежели благоразумие, и, недовольный оскорблениями в адрес хозяина, сказал достаточно громко для того, чтобы его нечаянно услышали несколько человек, что все они мерзавцы и заслуживают виселицы. Толпа немедленно напала на него и, думая, что Ло находится в карете, разломала ее на куски. Опрометчивый кучер еле унес ноги. Больше никаких бесчинств не было. Появились войска, и толпа потихоньку рассосалась после заверений регента в том, что три тела, представленные на его обозрение, будут должным образом похоронены за его счет. Во время этой смуты проходило заседание парламента, и его председатель вызвался пойти и посмотреть, в чем дело. Вернувшись, он сообщил заседающим, что карета Ло разломана толпой. Все одновременно повскакивали со своих мест и громко закричали от радости, а один парламентарий, более усердный в своей ненависти, чем остальные, воскликнул:
Многое, несомненно, зависело от репутации Компании двух Индий, задолжавшей нации огромную сумму. В связи с этим на министерском совете была вы сказана мысль, что любые привилегии, даруемые компании, чтобы та смогла рассчитаться по своим обязательствам, должны быть максимально эффективными. В свете этого было предложено закрепить за ней исключительную привилегию на всю морскую торговлю, и был издан соответствующий указ. Но при этом, к сожалению, забыли, что такая мера разорит всех купцов в стране. Нация в целом отвергала идею столь огромной привилегии, и в парламент подавалась петиция за петицией с требованием не ратифицировать этот указ. Парламент так и сделал, и регент, заметив, что тем самым парламентарии лишь раздули пламя антиправительственной агитации, выслал их в Блуа. По ходатайству д'Агессо место ссылки было заменено на Понтуаз, куда парламентарии и направились, полные решимости бросить регенту вызов. Они приложили все усилия к тому, чтобы их временная ссылка была как можно более приятной. Председатель парламента давал самые изысканные ужины, на которые приглашал всех самых веселых и остроумных людей Парижа. Каждый вечер давался концерт и бал для дам. Обычно степенные и чопорные эксперты и советники предавались карточной игре и прочим развлечениям и несколько недель кутили напропалую с одной лишь целью — показать регенту, насколько несущественным они считают собственное изгнание и что, если бы они захотели, они предпочли бы Понтуаз Парижу.
Из всех народов мира французы наиболее известны как выразители недовольства в песнях. Об этой стране с определенной долей истины говорят, что всю ее историю можно проследить по песням ее народа. Когда Ло, с треском провалив свои лучезарные планы, впал у людей в немилость, он, естественно, стал объектом сатиры, и пока во всех заведениях появлялись карикатуры на него, улицы оглашались песнями, не щадившими ни его, ни регента. Многие из этих песен были далеки от приличия, а одна из них в частности советовала использовать все его банкноты по тому самому неприглядному назначению, по которому можно использовать бумагу. Но нижеприведенная песня, сохраненная в записках герцогини Орлеанской, была самой лучшей и самой популярной ее месяцами распевали на каждом углу в Париже. Достаточно удачно используется припев:
Aussitot que Lass arriva
Dans notre bonne ville,
Monsieur le Regent publia
Que Lass serait utile
Pour retablir la nation.
Mais il nous a tous enrichi,
Ce parpaillot, pour attirer
Tout l'argent de la France,
Songea d'abord a s'assurer
De notre confiance.
Il fit son abjuration,
Mais le fourbe s'est converti,
Nous met tous a l'aumone,
Il nous a pris tout notre argent
Et n'en rend a personne.
Mais le Re
Nous rendra ce qu'on nous a pris,
Тогда же бытовала следующая эпиграмма:
Среди множества опубликованных карикатур, явно свидетельствующих о том, что нация осознала всю серьезность положения, в котором она оказалась по собственному недомыслию, была одна, факсимиле которой сохранилось в