Отвергнутые Мертвецы

– Что же ты увидел, Эвандр? – произнёс он, понимая, что есть только один способ узнать это наверняка, и спрашивая себя, достанет ли ему мужества посмотреть.

Немо Чжи-Мэн подобрал последний том Онейрокритики Эвандра Григора и приступил к чтению.

4

Кай вошёл в Храм Горя вслед за Отвергнутыми Мертвецами, чувствуя бремя скорби и вины, которые пропитывали воздух, словно невидимый дым. Как и внешний фасад, внутренние помещения здания тоже были украшены скульптурами на похоронные темы, которые изображали траурные обычаи во всех их разнообразных формах: причитания плакальщиков, бдения у смертного одра, шумные поминки и торжественные прощания. Светильники, подвешенные на настенных железных держателях, заливали Храм тёплым светом, а круговой обод бывшей шестерни какой-то громадной боевой машины Механикум служил подвесом для сотен жировых свечей.

На деревянных скамьях сидели мрачные группки скорбящих. Это были счастливцы, дождавшиеся своей очереди занести покойников внутрь. Люди подняли свои глаза на вошедших космодесантников. Некоторые из них воззрились на Астартес с изумлением, другие же были слишком охвачены скорбью, чтобы уделить им больше одного беглого взгляда. Группа мужчин и женщин проливала слёзы возле тела, лежащего у ног чёрной полированной статуи коленопреклонённого ангела, у которого не было лица. Изгибы и скругления его крыльев облегала едва видимая чёрная дымка, и хотя на его голове не вы?резали черт, Кай почувствовал, что по ту сторону этой незаконченной поверхности что-то есть – словно бы смутные очертания чьего-то лика, плохо различимые в тенях. 

– Что это? – спросил он, зная, что Атхарва не спускает с него глаз, и что он поймёт смысл вопроса.

– Я подозреваю, что там не одна сущность, а множество, – ответил Атхарва. – Великий Океан – отражение этого мира, а как было известно ещё древним алхимикам, 'что вверху, то и внизу'[79]. Нельзя изливать в одном месте так много скорби без того, чтобы привлечь внимание живущих по ту сторону завесы.

– Чем бы оно ни было, оно производит ощущение опасного, – сказал Кай. – И... голодного.

– Точно подмечено, – кивнул Атхарва. – И ты прав, считая его опасным.

Кай ощутил укол страха:

– Трон, мы должны предупредить этих людей, чтобы они ушли!

Атхарва рассмеялся и отрицательно покачал головой:

– В этом нет нужды, Кай. Оно не настолько сильно, чтобы вырваться из каменной тюрьмы, в которой оно в настоящий момент находится.

– Вам нравятся мои статуи? – спросил хранитель Храма Горя, закрывая двери и направляясь к космодесантникам и астропату.

– Они великолепны, – ответил Кай. – Где вы их добыли?

– Я нигде их не добыл, я сам их изваял, – сказал мужчина, протягивая руку. – Меня зовут Палладис Новандио, и вы здесь желанные гости. Все вы.

Кай потряс протянутую руку, пытаясь скрыть свой дискомфорт,  когда ощутил резкий укол горя и чувства вины, которые исходили от этого человека.

– Настоящий мавзолей, – сказал Тагор. – Зачем ты собрал в одном месте так много относящегося к смерти?

– Это отвращающие образы, – ответил Палладис.

– Что это значит? – спросил Субха.

– Собрав так много образов смерти и горя в одном месте, ты лишаешь их скорбности, – внезапно осенило Кая.

– Именно так, – подтвердил Палладис. – А почитая смерть, мы тем самым держим её на расстоянии.

– Мы принесли воинов, которые прошли Алой Тропой, – сказал Тагор. – Их смертные останки не должны подвергнуться осквернению со стороны мародёров или стервятников. Нам сказали, что здесь есть кремационная печь.

– Это действительно так, – подтвердил Палладис, указывая на квадратную арку в задней части строения. Кай ощутил безвозвратность, которая витала за этой дверью. Её заслон не мог до конца удержать запах сожжённой плоти, и он проникал в воздух Храма.

– Нам нужно ей воспользоваться, – сказал Атхарва.

– Она к вашим услугам, – почтительно поклонился Палладис.

Кай проследил за тем, как Отвергнутые Мертвецы поднимают своих павших братьев, держа их между собой, как носильщики исполинских размеров. Пожиратели Миров несли Гифьюа, а Атхарва и Севериан подняли к своим плечам Аргентуса Кирона.

– Павший воин должен получить посмертные почести от своих товарищей по крови, – произнёс Тагор, – но эти герои далеко от своих братьев-легионеров, и они никогда больше не увидят свои родные миры.

– Это их родной мир, – сказал Атхарва.

– И их товарищи теперь мы, – добавил Субха.

– Мы будет теми, кто воздаст им почести, – сказал Асубха. – Нас побратала битва, и мы не обязаны хранить верность никакому братству, кроме нашего собственного.

Кай был удивлён, что слышит от этих воинов подобные речи. За то недолгое время, что он с ними провёл, ему не показалось, что они были близки друг другу, но эти слова говорили о внутренней связи, которая коренилась глубже, чем он мог представить. Узы, подобные этим, могут быть выкованы лишь в кровавом котле битв и смертей.

– Идёмте, – сказал Палладис Новандио. – Я вам покажу.

Тагор положил руку на грудь Палладиса и отрицательно покачал головой.

– Нет, не покажешь – возразил он, скаля зубы и едва сдерживая враждебность, от которой его слова звучали ещё резче, чем обычно. – Уход космического десантника – закрытое мероприятие.

– Приношу свои извинения, – сказал Палладис, осознавая угрозу. – Я и в мыслях не держал проявить неуважение.

Космические десантники двинулись по центральному проходу Храма, и все рыдания стихли, а свидетели этого мрачной процессии склонили головы, беззвучно выражая своё безмолвное почтение. Атхарва полыхнул едва уловимым промельком молнии, и дверь, которая вела к печи, открылась на своих ржавых, заедающих от пепла петлях.

Затаивший дыхание Кай проследил, как Астартес скрылись из виду, и наконец-то выдохнул.

Ему понадобилась некоторое время, чтобы осознать значение этого момента, но когда до него дошло, что он остался один и без присмотра, астропат не ощутил ничего, кроме странной пустоты внутри. Он уже перестал понимать, кем он был для Отвергнутых Мертвецов, – соратником по побегу или же пленником, – но подозревал, что это зависит от того, что он носит в своей голове.

Кай развернулся к двери, через которую он и космодесантники вошли в Храм. Сквозь её плохо подогнанную раму просачивались полоски факельного света, и это мягкое свечение обещало всё, в чём ему было отказано: свободу от обязательств, право самому выбирать между жизнью и смертью, и, наконец, возможность не быть ничьим рабом.

Понимание последнего далось ему тяжелее всего, поскольку Кай всегда считал себя хозяином собственной судьбы. Но здесь, в одиночестве, загнанный в посвящённый умершим храм, он понял, насколько же наивным он был. Значимость отдельной личности была величайшей ложью, которую Империум скормил своим гражданам. Жизнь любого, от солдата в армии и до писца при Дворце или рабочего, вкалывающего на фабрике, была поставлена на службу Императору. Осознавали они это или нет, но человеческую расу подчинили одной-единственной цели – завоеванию Галактики.

Кай в первый раз в жизни понял, чем был Империум по своей сути – машиной, которая могла функционировать с таким огромным размахом лишь благодаря тому, что ресурс её топлива, которым служили человеческие жизни, не иссякал никогда. Астропат был её частью, крошечной шестерёнкой,