Глава 4
…Три года назад она по случаю приобрела ящик старинных обливных изразцов, иранских и самаркандских. Ящик поселился рядом с тахтой, на которой Александра обычно разбирала мелкие приобретения. Вечерами, включив сильную настольную лампу, она сортировала изразцы. Женщина знала, что они прибыли на машине прямиком из Узбекистана, и предполагала, что изразцы либо нелегально добыты на законсервированных раскопках, либо вообще украдены из запасников не слишком бдительного краеведческого музея. В ящике, среди вполне заурядных плиток, нашлось несколько поистине прекрасных образцов персидской керамики. Александра несколько месяцев не находила в себе сил расстаться с ними, любуясь ни с чем не сравнимым бирюзово-млечным прозрачным оттенком глазури.
Точно такого же цвета были глаза молодой девушки, склонившейся над художницей. До странности широко посаженные, чуть раскосые, цвета персидской бирюзы.
Это было первое, что осознала Александра. Сознание вернулось к ней вместе с ярким светом, сильной головной болью и чувством неудобства во всем теле. Потом она увидела другие склонившиеся над ней лица и села, изумленно озираясь.
С площадки ее перенесли в мастерскую, и кроме незнакомой девушки, вокруг собрались все немногочисленные соседи, обитающие в выморочном подъезде. Не явился лишь Сергей Петрович, очевидно, успевший крепко уснуть. Зато прибежали скульптор Стас, занимавший большую мастерскую на третьем этаже, в сопровождении своей верной домработницы, старухи тети Мани, и Рустам, художник со второго этажа.
— Как я испугалась! — звонко воскликнула девушка, заправляя за ухо выбившуюся прядь пышных рыжих волос.
Прядь немедленно выскочила обратно. Волосы, роскошные, упруго струящиеся по плечам, явно раздражали незнакомку. Вытащив из кармана куртки стальную заколку, она, клацнув, скрепила над ухом непослушную прядь и посмотрела на Александру с непонятным вызовом.
— Это вы меня схватили за руку? — спросила Александра, окончательно опомнившись.
— Я не хватала, — обиженно проговорила девушка. — Я только пыталась вас остановить, чтобы вы на меня не наткнулись.
— А почему молчали?! Я же спрашивала, кто там, наверху?
Девушка заметно смутилась. Запустив пальцы обеих рук в волосы, она скрутила несколько прядей в два толстых жгута, на манер бараньих рогов, подергала, словно проверяя, крепко ли они держатся, и наконец призналась:
— Не знаю. Правда, глупо вышло.
— Ну, если бы у вас действительно «вышло», вы бы меня на тот свет отправили!
Александра поднялась на ноги и направилась в отгороженный досками угол, заменявший кухню. Включив плитку, она налила в турку воды. После коньяка, которым угощал ее Олег, ей страшно хотелось пить.
— Все в порядке? — спросил скульптор Стас, почесывая волосатую грудь, видневшуюся из-под шелкового китайского халата, украшавшего его могучий торс зимой и летом. Спрашивал он хозяйку мансарды, а глаз не сводил с девушки.
— И нечего было орать! — заявила тетя Маня, обнажая в презрительной улыбке железные зубы и с треском вставляя в них мундштук с папиросой. — Вечно всех на уши ставишь из-за ерунды.
— Спокойной ночи, — не оборачиваясь, ответила ей Александра. Обычно старуха забавляла ее своей беспричинной ненавистью, проявлявшейся по-детски наивно, но сегодня у женщины не было настроения с ней пикироваться. — Всем спасибо, что пришли. А то иной раз сомневаюсь, услышит ли меня кто, если я закричу, или придется пропадать?
— Я думал, тебя режут, — высказался Рустам и, одолжив несколько сигарет, удалился первым.
Тетя Маня помедлила на пороге, дожидаясь своего подопечного, которого лелеяла и нянчила, как ребенка, несмотря на зрелый возраст скульптора и его далеко не детские вкусы и привычки. А Стас никак не мог оторвать взгляда от девушки, от ее чудесных волос. Незнакомка стояла неподвижно, как статуя.
— Вы не натурщица, случайно? — не выдержал он, игнорируя грозные взоры старухи.
— Что? Вы мне? — очнулась девушка, устремив на него взгляд туманных бирюзовых глаз.
— Стас, иди, это ко мне пришли, не к тебе. — Александра на правах хозяйки потеснила соседа к выходу.
— Если вы позируете, я как раз ищу ваш типаж… — раздалось уже с лестничной площадки, когда закрывалась дверь.
Шум спускающихся шагов в подъезде утих, и Александра вернулась к плитке. Всыпав кофе в закипевшую воду, она сняла турку с раскаленного диска и принялась медленно помешивать гущу длинной ложечкой. На девушку художница демонстративно не обращала внимания, ожидая, не заговорит ли та сама. И тактика сработала. Гостья еще раз ожесточенно дернула себя за волосы, отпустила их и робко спросила:
— Почему вы не спросите, кто я?
— Потому что боюсь вновь услышать ваш потрясающий ответ «Не знаю!» — бросила Александра. — Ничего невероятнее в жизни не слышала! Вы стоите наверху, у моей двери, слышите, что я иду, спрашиваю, кто там… И ни звука! Вместо этого предпочитаете схватить меня за руку и отправить в нокаут!
— Я прошу прощения… — чуть не со слезами ответила девушка. — Я так растерялась, когда вы назвали имя папы… Хотела затаиться и удрать потом потихоньку… Я сама вас испугалась… Мне показалось, что вы вот-вот сшибете меня в темноте, и только вытянула руку… И после прерывистого вздоха закончила: — Я вечно попадаю в такие глупые истории.
— Вы дочь Дмитрия Юрьевича?! Лиза?!
Девушка кивнула, не поднимая головы. Александра помедлила секунду, осмысливая услышанное, взглянула на часы и нахмурилась.
— Почему вы здесь в такое время, одна? Уже третий час ночи!
— Я должна была вас увидеть, — пробормотала гостья.
— Непременно должны были? — не сдержав улыбки, уточнила Александра. — А почему хотели сбежать?
— Я вдруг подумала, что вы… Что, может, вы мне сказали неправду и вы все-таки любовница папы…
Женщина засмеялась, громко и не очень искренне.
Она почувствовала, что к щекам прилила кровь, и рассердилась — не то на себя, не то на эту рыжую девочку, годящуюся ей в дочери. «Но ни дочери, ни сына у меня никогда не будет. Может, поэтому я, встретив кого-то не старше двадцати лет, на миг представляю этого человека своим ребенком — вот как ее сейчас…»
— Сколько вам лет, Лиза? — спросила Александра.
— Девятнадцать.
— А мама знает, что вы отправились в эту трущобу совсем одна? Кстати, как вы мой адрес узнали?
— Мама ничего не знает. — Девушка неожиданно улыбнулась. — Я уже не маленькая, два года, как живу отдельно. А ваш адрес нашелся в записной книжке, в телефоне у папы. Правда, там было только название переулка и номер дома. Я все гадала, почему нет квартиры, а теперь понимаю. Дом идет под снос? Вы живете тут нелегально?
Она с нескрываемым ужасом разглядывала захламленную мансарду, и впрямь ничуть не походившую на жилище современного человека. Александра тем временем изучала Лизу. Худое востроносое лицо, скорее странное, чем миловидное. Очень белая кожа, какая бывает только у рыжих. Ресницы и брови золотистого цвета. Из сотни обладательниц таких ресниц девяносто девять девушек накрасили бы их перед выходом из дома. Но Лиза оказалась той самой сотой оригиналкой, которая не сделала этого. Губы тонкие, бескровные, едва-едва розоватые. «Нервы или анемия, — сделала вывод Александра. — Или то и другое
