Илья склонился над Вадимом. Тот лежал на полу, раскинув руки, все еще сжимая пистолет. На его лице застыла странная, кривая улыбка.
– Что ты смотришь? – окликнул его Михаил.
– Мне показалось… Что он улыбнулся…
– Он всегда улыбался, – отрезал Михаил. – Уходим, быстро.
Они вернулись в кухню и нашли дверь распахнутой.
– Сбежала.
– Баба есть баба, – сказал Михаил. – Пойдем!
Они спустились по лестнице, вышли во двор. Белый «Москвич», хозяева которого кончили, наконец, выяснять отношения, как раз выезжал из двора. Илья бросился к «мерседесу», отпер его, распахнул дверь.
– Быстрее!
Михаил сел на заднее сиденье, Илья за руль, напарник поместился рядом с ним. Илья уже включил зажигание, когда к машине подбежала Света.
– Что за черт? – Михаил высунулся из окошка. – Вы еще здесь? Чего вам еще? Уезжайте скорее! Она у вас?
– У меня… – Света вцепилась в его плечо, и он, поморщившись, отпрянул вглубь.
– Так езжайте!
– Он…
– Он убит, все!
– Совсем? – с какой-то идиотской улыбкой спросила Света.
– За это я вам ручаюсь. Пустите меня! Не сжимайте так, я ранен!
Света отпустила его плечо. «Мерседес» тронулся с места и исчез в подворотне. Света застыла перед подъездом.
– Свет, – на плечо ей опустилась рука. Она оглянулась, увидела Марину. Та стояла перед ней с виноватым видом. – Нам тоже надо уезжать… И как можно скорее…
– Сейчас-сейчас… – сказала та, все еще глядя на подъезд. – Уже иду.
Эпилог
Фоторобот, изображавший преступника, скрывавшегося под именем Жаркова Андрея Константиновича, был предъявлен продавщице рыбного отдела небольшого гастронома по улице Руставели. Та вытерла руки, взглянула и ахнула: «Знаю!» Женщину расспросили, и она заявила, что молодой красавец покупает продукты у них в гастрономе… Нет, как его звать, она не знает… И где он живет. Но, наверное, где-то поблизости…
Дальше пошло дело куда веселее. Жаркова опознавали во всех окрестных магазинах, продавщицы ахали и пускались в расспросы. Преступник, несомненно, проживал в этом районе. Оперативная группа готовилась к выезду.
А в доме по Руставели, 15 происходили следующие события. Старуха, жившая напротив Тамары и Делона, принесла им вечером продукты, как и условливались. Позвонила в дверь, не дождалась ответа, недоуменно постояла. Потом заметила, что дверь неплотно прикрыта. Толкнула, дверь отворилась.
– Томочка? – Старуха нерешительно зашла в квартиру. Тут же с диким воплем ей под ноги бросились кошки, толкаясь, протиснулись в щель и исчезли на лестнице.
Старуха потопталась в прихожей, двинулась в угловую комнату, где, как она знала, обычно коротала время Тамара. Из этой комнаты старуха вышла спустя десять минут с перекошенным лицом. Она что-то спрятала в карман своей растянутой старой кофты и, выйдя из квартиры, двинулась вниз – к лейтенанту Федору.
Тот сам открыл дверь. Неприветливо оглядел старуху.
– Ну что? – бросил он.
– Что-что… – забормотала старуха. – Убили их, вот как…
– Да ты что?! – С лейтенанта тут же слетело напускное начальственное спокойствие. – Они там?
– Да ты иди сам посмотри.
– Там открыто?
Лейтенант прикрыл за собой дверь, что-то крикнув жене, и поднялся со старухой на второй этаж. Там он самолично обозрел картину в угловой комнате. Ни к Делону, ни к Тамаре он не притронулся, – и так было ясно, что оба мертвы. Потом посмотрел на старуху.
– Что делать будешь, Федор? – спросила старуха.
– Черт их знает… Заявлять надо…
– А портрет его?
– Что портрет?
– Скажут, что ты с ним в одном доме жил, а портрет не опознал? И почему портрет никому не предъявлял?
– Черт бы их взял, сволочное племя, – сквозь зубы проговорил лейтенант. – У меня из-за них неприятности будут.
– Сильно нагреют?
– Увидим. Давай посмотрим тут… Нет ли чего… – Лейтенант жадно осмотрелся по сторонам. – Шикарно жили, сволочи. – Он кивнул на раззолоченный туалетный столик. Старуха подхватила:
– И то, жили вон как, а мне каждым куском грозили – ты, мол, дармоедка…
– Слушай-ка… – Лейтенант вдруг сощурился на старуху. – Ты говоришь, меня нагреют. А сама-то? Ведь квартира-то на тебя записана?
– Ну так что ж, что на меня? – возмутилась старуха. – Я ее сдавала! Непонятно? Имею право!
– Ладно… – процедил лейтенант. – Посмотрим еще…
– Чего посмотрим-то?
– Если про меня что вякнешь!
– Одурел? – разозлилась старуха. – Ты что мне за начальник? Я ничего противозаконного не делала. Это ты!
– Молчала бы!
– Молчу, – согласилась старуха. – Ну что, смотреть-то будешь?
– Ты у них бывала? Где тут что?
– А я откуда знаю? – Старуха пожала плечами.
– Небось уже пошарила? – Лейтенант пытливо смотрел на нее.
Старуха возмущенно отперлась:
– Ничего не знаю и не шарила нигде! Что я – воровка, что ли, шарить… Ты меня не пугай!
Лейтенант выдвинул ящики столика, заглянул вовнутрь, поворошил…
– Бабские причиндалы… – раздраженно сказал он. – А вот у нее серьги такие были… Аж глазам больно… Эти где? На ней нет.
– А может, украли?
– Украли?
– Ну! Убили-то их не за так, сам подумай! Что им за расчет тут сережки оставлять? У нее еще и кольца были… Да. Гляди – тоже нету… А вещи ценные.
– Вот… – Лейтенант грубо, многоэтажно выругался. – Что теперь делать?
– Заявил бы ты.
– Что уж… Пойду заявлю… Знал бы – не связывался.
– И про меня там много не болтай! – попросила старуха. – Сдавала, мол, квартиру, а сама – бабка дикая, не то что фоторобот, себя в зеркале не признает.
– При чем тут фоторобот, если я его в этом районе вообще не предъявлял… Ах ты!
– Так ты про меня молчи! Я у себя сидеть буду! – Бабка исчезла за дверью.
Лейтенант постоял посреди комнаты, выругался еще раз, глядя на неподвижно лежавшие, уже застывшие тела, пошел к телефону.
Опергруппа, которая прибыла через пятнадцать минут, застала в квартире невероятно мрачного лейтенанта, а на лестничной площадке – невероятно тупую старуху, которая знай себе всплескивала руками
