– Я думаю, что нам вполне хватит того, если вы объективно расскажете нам о его деятельности и еще кое о чем.
– Пока я предпочитаю слушать, – заявила Света. – Продолжайте!
Михаил продолжил:
– Никифоров сделал то, до чего раньше ни у кого не доходили руки. Никто не контролировал скупку антиквариата и живописи. Государственный контроль был чистой фикцией. Мафия этим тоже не занималась. Все контакты ограничивались скупкой краденых вещей из частных коллекций. Это были случайные покупки, из них никому не приходило в голову сделать систему. Никифорову – пришло. Задача облегчалась тем, что конкурентов не было. К этому отнеслись как к детской забаве – часики, картинки… Потом все запахло большими деньгами. Никофоров оправдал доверие шефа, который сначала смотрел на всю эту затею как на пустое занятие. Конечно, выглядело это не так эффектно, как, скажем, контроль над алкоголем… Что такое машина шампанского, которую облагают налогом, и что такое крохотная финтифлюшка из потертой бронзы? Но Никифоров ставил на финтифлюшки. И выигрывал. Ему помогало образование.
– Образование? – заинтересовалась Света. – Ой, расскажите! Мне он заливал, что чуть не закончил МГИМО.
– Чуть не считается, – усмехнулся Михаил. – Шефу он заливал, что чуть не закончил училище декоративно-прикладного искусства…
– И это было правдой?
– Мы проверяли – ни в одном училище такого рода он никогда не учился. Но врать не мешали – что уж тут, когда он действительно во всем этом разбирался? Неизвестно, где он получил образование, но оно у него было – это точно. Он сразу видел, стоящая вещь или нет. Через ломбард он проводил официальные платежи. Таким образом, налогом ни одна покупка не облагалась. А суммы, на которые заключались сделки, были куда внушительней, чем те гроши, которые значились в ломбардных квитанциях. Нечего и говорить о том, что квитанции никогда не выкупались – заклад в ломбарде обозначал продажу.
– Но зачем нужен был ломбард, когда он мог просто торговать антиквариатом из-под полы? – поинтересовалась Света. – Разве не меньше хлопот?
– Хлопот, может, и меньше… – согласился Михаил. – Раньше так и делалось. Но масштабы деятельности меньше. Повторяю, он вывел эту торговлю из подполья, легализовал ее в разумных пределах, можно сказать, принес цивилизацию в эту неосвоенную область. А открытый, упорядоченный контроль – это и есть основа всякой деятельности… Всякого солидного предприятия.
– Мафии, другими словами, – заключила. Света. – Ну, хвалебную песнь Вадиму вы спели. Браво! Прямо Петр Первый, Христофор Колумб и кто там еще… Итак, он организовал сеть торговли антиквариатом, насколько я поняла?
– Да. Охватил Свердловск, поместил своих людей по области. Москва и Питер давно уже контролировались, антикварные залежи там были раскопаны, многое было вывезено из страны… Для этих центров пик торговли прошел, но у нас! С одной стороны – глубинка, с другой – крупный старый культурный центр. И – полное болото во всем, что касалось торговли антиквариатом. Частные коллекции, случайные вещи, какие-то беспризорные сокровища, которым их случайные обладатели не знали цены. Вадим пришел к шефу не с пустыми руками – он принес списки людей, с которыми следовало завязать контакты. Какими- то путями он раскопал их, познакомился. Теперь следовало легализовать намеченные покупки. Прибыль выходила колоссальная, но Никифоров был против того, чтобы весь купленный товар сбывать за границу. Он утверждал, что это самое лучшее вложение капитала. В конце концов, он уверил в этом шефа. Поклялся создать ему такую коллекцию, какой свет не видел. Шеф согласился. На свою беду…
Михаил помолчал. Света закурила еще одну сигарету.
– Вы закончили на беде… – напомнила она наконец, увидев, что Михаил витает мыслями где-то далеко.
– Да-да… На свою беду… – опомнился он. – Вадим принялся собирать ему коллекцию. Не просто беспорядочный набор предметов, а настоящую, солидную, тематическую, как он сам выражался, коллекцию.
– Что туда входило?
– Например, пейзажная живопись… Начиная с голландской, шестнадцатого века, и кончая русской – шестидесятых годов нашего. И часы – самые невероятные, редких форм, из редких мастерских. Не Павел Буре, конечно… Были часы, Никифоров хвастался, которые когда-то принадлежали последнему русскому императору. Откуда он их выкопал – неизвестно. Он этого не афишировал.
Света, прикусив губу, смотрела на него. Михаил поймал ее взгляд.
– Я так и думал, вам что-то покажется знакомым, – кивнул он. – Я прав?
– Это «знакомое», кажется, висит у него в столовой над диваном, – сказала Света.
– В смысле?
– Да в прямом смысле – висит. Если говорить о пейзажах.
– А, это мы уже знаем! – кивнул он.
– Знаете? – удивилась Света. – Разве вы бывали у него в доме?
– Лично – нет. Да и как бы это выглядело? – усмехнулся Михаил. – Ведь мы, между прочим, знакомы. Но в доме у него действительно кое-кому пришлось побывать…
– А может, я видела этого кое-кого? – поинтересовалась Света. – Это кто?
– Так, посторонний человек…
– Уж слишком много посторонних людей в вашей истории! – Света покачала головой. – Один посторонний лежит под его бронзовым бюстом на кладбище, другой посторонний ходит к нему в гости…
– Когда я говорю «посторонний человек», я имею в виду, что он с нами дела не имел, – пояснил Михаил.
– То есть он не из мафии?
– Нет, случайность.
– Странно, сколько этих случайностей вокруг Вадима, – задумалась Света.
– А ведь он, казалось, сделал все, чтобы эти случайности исключить… – заметил Михаил. – Спрятался прекрасно… Что ж, концы в воду он прятать умел…
– Это вы о чем?
– Это я, к слову, о том, что, несмотря на всю видимую легальность своей работы, он иногда доставлял шефу так называемые осиротевшие вещи.
– Что это такое?
– Это вещи, у которых почему-либо к моменту покупки не оказывалось хозяина.
– Очень туманно! – поморщилась Света.
– Да нет, что уж тут туманного… – возразил Михаил. – Проще говоря, Никифоров заботился о том, чтобы хозяева, вручив ему вещь для оценки – конечно легальной, – исчезли.
– Исчезли?
– Да. Ну, как исчезают… – Михаил развел руками.
– Ясно. – Света прикрыла глаза рукой, задумалась. Потом резко подняла голову. – Он убивал их?
– Никто этого не знал.
– Что значит – никто не знал? То, что вы мне сообщили, яснее некуда говорит о том, что эти люди умирали. Или вы найдете другое объяснение?
– Не найду. И никто не найдет. Ведь Никифоров поставил себя так, что отчитываться не был обязан никому. Только шефу, на самом деле он ему отчитывался меньше всего. Шеф ему абсолютно доверял, считал светлой головой, сокровищем, своей правой рукой…
– Я понимаю этого вашего шефа, – кивнула Света. – Но мне трудно представить, что Вадим – убийца.
– А это вам придется представить, – возразил Михаил. – Уж троих-то человек он убил. Это я могу вам доказать. За прочее – не отвечу. Людей, у которых Никифоров получал «осиротевшие» сокровища, никто больше не видел.
Света закрыла глаза.
